Восход Водолея (сборник)
Шрифт:
– Да, – согласился агент. – Его образ мышления рационален и... лично мне даже симпатичен.
– Вот и хорошо, – директор спрятал оружие в кобуру. – Как ни печально, я тоже вынужден признать, что доверяю только вам и самому себе.
Когда директорский лимузин привез троицу в тихий зеленый квартал непохожих, но одинаково дорогих коттеджей, Щеткин все еще не был уверен, что понял замысел Хорошеева. Прояснились намерения директора, лишь когда в ответ на его звонок раскрылась дверь одного из наиболее внушительных домов и на пороге возник крупный лысый мужчина средних лет. Вряд ли он знал Хорошеева лично, однако делать вид, что не догадывается, кто перед ним, хозяин дома не стал. Директор ПСБ нередко мелькал на экранах телевизоров. Лицо хозяина просияло, а густые усы приподнялись под натиском обезоруживающей улыбки.
– О-о! Господин Хорошеев! Оч-чень рад вас видеть, – он шагнул назад, приглашая войти, и протянул руку. – Надеюсь, пришли не арестовать? Х-ха-ха!
– Нет, господин Мерсье, я бы прислал...
– Приглашение по электронной почте? – ученый рассмеялся еще громче. – Проходите, проходите.
– Мы ненадолго, – директор осмотрелся. – У вас отличный дом, господин академик.
– Отличный дом – это фундамент фундаментальной науки! – заявил Мерсье и вновь рассмеялся.
С точки зрения Щеткина, это была никакая не шутка, но смех ученого звучал настолько заразительно, что он улыбнулся тоже. Безучастным к приятной атмосфере оставался лишь Федор. Он смотрел на висящую у входа в гостиную фотографию и размышлял о своем.
«Отличный дом... А семья? На фото он с двумя ребятами, похоже – сыновьями. Взрослые. Наверняка живут далеко. Ну и зачем нужен большой дом? Чтобы они, приехав раз в год, могли побродить по его комнатам, вспоминая детство? А если оно совсем забылось? Да так, что не вспомнить ничего интересного при всем желании. Я вот ничего не помню. И в дом свой старый никогда не езжу...»
– Но ведь вы занимаетесь не только теорией? – пошел в наступление Хорошеев. – Вам не чужды и прикладные аспекты, не так ли?
– Так, – смеясь, согласился академик. – Только наоборот. Прикладными аспектами занимаются мои ученики. Сам я ничего не внедряю. Только надуваю щеки и делаю вид, что самый умный. Х-ха-ха! Чай, кофе?
– Благодарю, – директор поднял руки. – Цейтнот.
– О-о... Это вредный напиток. Х-ха-ха! А вашим спутникам? Может быть, чего-нибудь освежающего? Колы или коньяку?
Соблюдая субординацию, Щеткин вежливо отказался, а вот Федор притормозил, и хозяин воспринял это как согласие.
– Лариса! – крикнул он на весь дом. – Принеси, пожалуйста, четыре колы... и четыре звездочки прихвати. Ха-ха!
– И все же... – попытался вернуть беседу в прежнее русло Хорошеев. – Вот, к примеру, двигатели для космических аппаратов. Это же вполне прикладной раздел. Их высокая эффективность...
– Двигатели?! – академик расхохотался. – Магнито-плазменные? Ха-а-ха! Чтобы «приложить» их к соответствующему разделу, надо в совершенстве освоить управляемый термоядерный синтез, господин Хорошеев. А пока наша наука тычется в эту проблему, как слепой щенок, такие двигатели построить не удастся! Это как раз и есть чистейшая теория, и на нашем веку ее вряд ли удастся воплотить в жизнь.
– Да? – директор растерянно взглянул на Щеткина. – И что же, никто до сих пор за нее не брался?
– За нее? Вы кого имеете в виду? – ученый подмигнул и снова рассмеялся.
– Вашу теорию, – уточнил Хорошеев. – О двигателях. Я понимаю, это секретные разработки, но возникла необходимость служебной проверки...
– Господин директор, – теперь удивился академик. – Зачем бы мне утаивать от вас такие факты? Такой серьезный прорыв. Да и кто, кроме вашего научного отдела, в курсе абсолютно всех секретных проектов? Нет. К сожалению, до двигателей мы пока не доросли. По моим прогнозам, еще как минимум десять лет с ними возиться. И это чтобы создать прототип. А уж до запуска в серию... Не на нашем с вами веку.
– И никто не смог бы их построить? Просто взяв вашу теорию за основу.
– Без моих новейших работ? Никто. Основа основой, а детали порой играют даже большую роль. Что толку от основы, если вы не знаете, как ее использовать? Вот вы в курсе, как работает ядерный реактор или бомба? Да? А что нужно, чтобы их построить? Какое оборудование, технологии... Вот то-то и оно! Так что решительно – нет. Без меня проект не сдвинул бы даже мой лучший ученик. Даже все мои ученики, вместе взятые.
– Ну, все-то... – негромко усомнился Щеткин. – Коллектив – это сила.
– Верно, – ученый кивнул. – Только эта сила ничто без точки приложения. Как граната без взрывателя. А он лежит у меня на письменном столе. Буквально сегодня закончил новую монографию как раз по теме интересующих вас двигателей. В прежних расчетах, оказывается, крылась небольшая неточность. Настолько небольшая, что создать – опять же чисто теоретически – двигатель было возможно, а вот заставить его развить то самое искомое усилие – нет. И никто из моих последователей этой ошибки не заметил. Вот вам и коллективный разум.
Он снова рассмеялся.
– Все ясно, – Хорошеев поднялся. – Спасибо, Василий Евграфович. Вы нам серьезно помогли.
– Никогда не думал, что пригожусь ПСБ, – академик пожал ему руку. – А в чем, собственно, суть ваших затруднений? Кто-то заявил, что построил двигатель Мерсье? Плюньте ему в лицо, господин директор. Дважды. Один раз лично от меня.
Понятно, что он опять расхохотался.
– Значит, и не «угнать», и не «выкрасть», – исподлобья взглянув на директора, тихо резюмировал Щеткин. – И то и другое нереально. Порвалась ниточка.
– Вот потому и люки не открылись, – вдруг заявил Пустотелов. – Куда мне было переходить? Только с буксира на буксир. Крейсера-то на самом деле никакого не было.
Хорошеев медленно обернулся к Федору и так же медленно сел в кресло. Увидев, как изменилось лицо директора, Мерсье сам сходил на кухню и принес стакан ледяной колы. Три остальных принесла-таки милейшая, но неторопливая Лариса.
– Щеткин... – прохрипел Хорошеев, сделав пару судорожных глотков. – Ты понимаешь, что это значит?