Восходящая тень (др. изд.)
Шрифт:
Перрин ухитрился улыбнуться в ответ:
— Конечно, госпожа Марин, прошу прощения. Я знаю, каково приходится тем, кто сует нос в женские дела.
Женщины по-доброму рассмеялись.
Перрин повернул Ходока, и выстроившиеся колонной за державшим знамя Вилом. Спутники последовали за ним.
Юноша жестом подозвал Бана и Телла.
— Если дело обернется худо, — промолвил он, когда они подъехали с обеих сторон, — Спутники должны будут вернуться сюда и помочь женщинам…
— Но…
— Никаких «но»! — оборвал Перрин Телла. — Делайте, что вам сказано! Если придется туго, спасайте женщин
Молодые люди кивнули. Неохотно, но кивнули.
— А как же ты? — спросил Бан.
Перрин оставил его вопрос без ответа.
— Айрам, и ты держись Спутников. Молодой Лудильщик, шагавший между Ходоком Перрина и мохнатой лошадкой Телла, не поднимая глаз, ответил:
— Я буду там, где будешь ты.
Айрам говорил негромко и просто, но Перрин понял, что настаивать бесполезно — этот малый все одно поступит по-своему. Хотелось бы знать, сталкиваются ли с подобными трудностями настоящие лорды.
Возле западного края Лужайки, выстроившись в стройную, сверкающую колонну по четыре, стояли Белоплащники. Должно быть, они полночи начищали свои доспехи.
Дэйн Борнхальд и Джарет Байар направили коней навстречу Перрину. Борнхальд держался в седле прямо, но от него разило яблочным бренди. Байар взглянул Перрину в глаза, и его костистое лицо исказилось в еще более злобной, чем обычно, гримасе.
— Я думал, что к этому времени вы уже займете позиции, — промолвил Перрин.
Борнхальд молчал, уставясь в гриву своего коня. Байар выждал момент, а потом, скривившись, процедил:
— Мы уходим, Отродье Тени. Уходим сейчас. В рядах Спутников послышался негодующий ропот, но человек с запавшими глазами обратил на него не больше внимания, чем на потянувшегося к мечу Айрама.
— Мы прорвемся сквозь ряды твоих приятелей к Сторожевому Холму и соединимся там с нашими товарищами.
Уходят! Перрин был потрясен. Четыре сотни воинов покинут Эмондов Луг! Пусть они чужаки, незваные гости — но лишиться в такой момент четырех сотен прекрасно вооруженных и обученных воинов, которые согласились — Борнхальд согласился! — оборонять деревню, означает расстаться с надеждой на спасение Эмондова Луга. Их надо удержать.
Ходок, словно уловив настроение всадника, вскинул голову и захрапел.
— Неужто ты до сих пор считаешь меня Приспешником Тьмы, Борнхальд? После стольких схваток! Разве ты не видел, что троллоки пытаются убить меня, как и всякого другого?
Борнхальд медленно поднял голову и затравленно взглянул на Перрина полуостекленевшими глазами. Руки в стальных перчатках судорожно сжали поводья.
— Думаешь, я не знаю, что эту деревню и частоколом-то огородили до твоего прихода? Ты даже к этому руки не приложил, разве не так? Я не собираюсь оставаться здесь и смотреть, как ты будешь скармливать троллокам своих земляков. Когда все будет кончено, ты станцуешь на их телах! На их, но не на наших! Я хочу дожить до того дня, когда тебя, Отродье Тени, постигнет справедливая кара!
Чтобы успокоить Ходока, Перрин погладил коня по шее. Этих людей необходимо задержать любой ценой.
— Вам ведь нужен я? Хорошо. Помогите нам, и, когда будет покончено с троллоками, я — ваш.
— Нет! — выкрикнули в один голос Бан и Телл. Спутники загудели, Айрам ошарашенно уставился
— Пустые слова, — усмехнулся Борнхальд. — Ты уверен, что все, кроме тебя, погибнут и некому будет уличить тебя во лжи!
— Если ты сбежишь, то правды не узнаешь. Разве не так? Я сдержу свое слово, — твердо и спокойно произнес Перрин, — а вот если ты сбежишь, то, скорее всего, уже никогда не сможешь меня отыскать. Но, коли охота, уноси ноги. Беги и постарайся забыть о том, что здесь творится. Ты вроде бы твердил, что явился сюда защищать людей от троллоков. А сколько народу погибло от троллочьих лап с тех пор, как твои воины объявились в Двуречье? Моя семья не первая и не последняя! Беги! Или оставайся, если еще не забыл, что ты человек. А коли трусишь, Борнхальд, так взгляни хотя бы на тех же женщин. У любой из них больше храбрости, чем у всей твоей оравы в белых плащах!
При каждом слове Борнхальд вздрагивал, как от удара. Перрину показалось, что он, того и гляди, с седла свалится, однако Дэйн выпрямился и, вперив в юношу взгляд, прохрипел:
— Мы остаемся.
Но, милорд Борнхальд… — попытался возразить Байар.
— Я же ясно сказал — остаемся! — рявкнул на него Борнхальд. — Пусть мы сложим здесь головы, но совесть наша будет чиста! — Он вновь повернулся к Перрину и, брызжа слюной, выкрикнул:
— Мы остаемся. Но знай, Отродье Тени, рано или поздно я увижу твой конец. Ты умрешь. За мою семью! За моего отца! Я увижу твой конец!
Рывком развернув коня, он поскакал к своей колонне. Байар, свирепо оскалясь, уставился на Перрина, но ничего не сказал и последовал за своим командиром.
— Ты ведь не собираешься выполнять это обещание? — с тревогой спросил Айрам. — Ты просто не можешь…
— Мне надо проверить, все ли готово, — промолвил Перрин, будто не расслышав вопроса. Он сильно сомневался, что обещание придется выполнять — шансов остаться в живых почти не было. — Времени совсем мало.
Ударив каблуками в бока Ходока, Перрин поскакал к западной околице. За частоколом лицом к Западному Лесу стояли мужчины с копьями, алебардами и насаженными на древки косами, приспособленными для боя Харалом Луханом. Сам кузнец, в кожаной безрукавке, с такой же косой, насаженной на жердину в восемь футов длиной, тоже находился здесь. За спинами копейщиков установили четыре катапульты и рядами выстроились лучники. Абелл Коутон медленно обходил ряды, стараясь перемолвиться словом с каждым.
Подъехав, Перрин пристроился рядом с Абеллом и тихонько сказал:
— Мне доложили, что они идут и с юга, и с севера. Будьте начеку.
— Непременно. И я готов быстро перебросить половину своих людей на подмогу, куда потребуется. Они еще увидят, что двуреченцы не такая легкая добыча, — добавил он с ухмылкой, точь-в-точь такой, как у его сына.
К немалому смущению Перрина, люди приветствовали его громкими возгласами:
— Златоокий! Златоокий! Лорд Перрин Златоокий! Эх, надо было пресечь это с самого начала. Южнее располагались позиции Тэма. Седовласый кряжистый фермер двигался чуть ли не как Страж, с поразительной для его возраста легкостью и волчьей грацией. Тэм держал руку на рукояти меча и не улыбался, но слова его почти не отличались от того, что сказал Абелл: