Восходящие потоки
Шрифт:
Насладившись рекламными красотами, Карл радостно вздохнул, потянулся за солнечными очками и в этот момент увидел полную пожилую немку, с которой при встрече всегда галантно раскланивался.
Карл и на этот раз был необыкновенно учтив: он слегка привстал и рукой грациозно притронулся к шляпе.
И тут, пытаясь придать лицу выражение максимальной приветливости, он состроил такую зверскую физиономию, что женщина схватилась за сердце.
— Еще один такой опыт, — заметил я, когда дама, тяжело ступая, с озадаченным видом прошествовала мимо, —
— А как я должен был на нее смотреть?..
— Ты должен был смотреть на нее доброжелательно.
— Я и смотрел доброжелательно.
— Если бы…
— Оставь меня в покое! Буду я тебе доброжелательно смотреть на какую-то старую кикимору. Мне на себя-то смотреть тошно…
— Не ври. Ты себя обожаешь. А на нее не смотри, обойдись как-нибудь без этого.
— На кого мне тогда прикажешь смотреть?
— Смотри на меня.
— Я и смотрю.
— И?..
— Получаю ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Вот так-то лучше. Давно хотел тебя спросить…
— Если давно, то лучше не спрашивай, знаю я твои вопросы.
— Что это за имя у тебя такое, Карл? За что и в честь кого тебя так обозвали?
— А почему ты спрашиваешь?
— Из чистого любопытства.
— Имя как имя… — Карл зевнул. — Если помнишь, Маркса, так звали… Да и Либкнехта тоже… еще Линнея… а также целой своры королей от Карла Великого до Карла Безумного, который, помнится, дрался с собаками из-за мозговой косточки… И потом, не Иваном же было меня называть. Отчество у меня подгуляло, вот в чем дело, да и фамилия… Представляешь, Иван Вильгельмович Шмидт?
— Ты полагаешь, что Карл Вильгельмович лучше?
Карл опять зевнул.
— Не знаю… Мне нравится. На мой взгляд, звучит вполне пристойно, почти по-королевски. А если честно, то, по большому счету, мне наплевать. Хотя уменьшительное от Карла мне не очень-то по душе…
Я с невинным видом спросил:
— А как тебя называют влюбленные женщины? И как величала мама, когда звала обедать?
Карл ухмыльнулся.
— Мои возлюбленные обращаются ко мне по имени-отчеству. Даже в постели. А мама… Мама меня любила без памяти, но женщиной она была остроумной и злой. Она называла меня… Карликом.
Я окинул взглядом могучую фигуру своего друга.
— Можно и мне?..
— Не стоит, — отрезал Карл, — это будит во мне грустные воспоминания.
Он поерзал в кресле, выпрямился и после паузы спросил:
— Как я сегодня выгляжу?
С минуту я внимательно изучал самодовольный лик Карла.
— Ты великолепен и выглядишь, как разжиревший сакс, много лет проживший в Париже. Такой ответ тебя устраивает?
Карл ответил не сразу.
— Как тебе известно, я действительно некоторое время обретался во Франции, — сказал он, и легкая тень легла на его лицо.
— А кто ты по национальности?
— Ты забыл про "давно хотел тебя спросить".
— Давно хотел тебя спросить, кто ты по национальности.
— Из тевтонов мы. Или из вестготов. А может, из лангобардов.
— А кем ты себя ощущаешь?
Карл на секунду задумался и, горделиво выкатив грудь, заявил:
— Я гражданин мира!
— Ясно: безродный космополит… И все-таки, кто ты?
Карл опять задумался.
— По всей видимости, русский.
— Ты в этом уверен?
— Знавал я одного славного парня, у которого папа был еврей, а мама — француженка. То есть в его жилах не было ни капли русской крови. Так вот, в паспорте этого субъекта в графе национальность было написано "русский". Он так решил. И это его неотъемлемое право, — Карл помолчал. — А по поводу моей национальности… Ну, посуди сам, коли у меня папаша, хоть и Шмидт, но по паспорту русский, да и по маминой линии точно такая же история… Да будет тебе известно, что ее остзейские предки обрусели, перекрасившись в бело-сине-красные цвета, чуть ли не при Екатерине Второй.
Одним словом, деваться-то мне было некуда, и я автоматически стал русским. Таким образом, как ни верти, я русский. Хотя имею германских прародителей и мог бы предпринять попытку пролезть в чистопородные немцы. Но что-то удерживало меня. Возможно, мысль о соборности и бескрайних просторах России…
— Этого еще не хватало!
— Да-да, о соборности! — выспренно повторил Карл. — И если бы не тетушка, я бы не торчал сейчас с тобой здесь, в глубинах провинциальной Австрии, а загорал бы в Серебряном Бору в обществе красоток из вспомогательного состава МХТ… Ах, тетушка, милая моя северогерманская тетушка! Вечная ей память… Как же вовремя она померла! Кстати, открою тебе тайну. Я далеко не всегда был русским, то есть я хочу сказать, что в детстве, когда узнал, что я по крови немец, сначала смертельно обиделся на своих родителей. Как это они посмели родить меня немцем! Мне не хотелось отличаться от других ребят.
А годам к двенадцати я страшно возгордился, мне вдруг понравилось быть немцем. Хотя, чем тут гордиться… И позже, когда понял, что гордиться своей национальной принадлежностью может только чванливая посредственность, что гордиться этим постыдно, глупо и пошло, я стал русским, потому что для этого мне никому ничего не надо было доказывать.
Произошло это следующим образом: в паспортном столе, при получении первого в моей жизни официального документа, всерьез удостоверяющего личность, я удостоился традиционного вопроса о национальности. И в это святое мгновение я окончательно осознал, что родился в краю церковных луковок, махорки, антоновских яблок, деревянных ложек, кваса, щей, лаптей и, вспомнив есенинское…