Восхождение к новой жизни (сборник)

Моховикова Людмила

Приятно ли человеку такое выслушивать? Он ей столько раз замечание делал, а она опять… зыркнет да ляпнет… Все ему назло, все назло. Щука! Одно слово. А еще в любви ему объяснялась. Все ушли на обед, а она к нему на шею бросилась, на цыпочки встала, так как он большого роста:

– Люблю, люблю безмерно, вы такой… такой замечательный… – жарко зашептала, обнимая.

Ему пришлось сурово сказать:

– Одумайтесь, что вы творите? Я женат!

Прослышала, видать, что он с женой несчастлив, вот и стала объясняться. А она ему вовсе не нравится. Эта беломраморная ехидна. А кто вообще проболтался, что у него плохо с женой? Ну конечно, еще одна Щука – Мария Ивановна, Мариша. Он вместе с ней в плановом институте учился. Даже жениться

хотел, такая она хорошая да скромная казалась. Личико у нее было миленькое, с прямым носиком, шоколадными прекрасными глазами. Только фигура у нее не нравилась: тяжеловатая, талии вообще нет. «А что с ней с годами будет? – думал тогда. – Вообще бомбеттой будет неподъемной». А тут вдруг Верка, ее дальняя родственница, приехала. Востроглазая, с длинными льняными волосами, шустрая, грациозная, с тонкой талией и бедрышками такими пышненькими… Правда, потом оказалось, что это был такой зрительный эффект, из-за специального покроя юбок. Эти женщины ведь могут всякие эффекты соорудить, чтобы околпачить бедных мужчин. В общем, он как на вечеринке пригласил ее танцевать, как взялся за тонкую талию, так и не смог выпустить весь вечер. Мариша, конечно, в ужасе смотрела на него… А потом вообще произошло ошеломляющее событие. Верка необъяснимым способом увела его с вечеринки к своей тетке в маленькую, душную комнату и так страстно начала его целовать… Да… страшно вспомнить… Он с ума сошел… Он на все решился и через месяц, который пролетел мгновенно в любовных утехах, сделал предложение. Что с ним такое было? Конечно, сумасшествие… Он даже не узнал, кем Верка работает, а она оказалась парикмахершей. Потом он даже обрадовался. Дома его будет подстригать. Ну и обкорнала она его однажды… со зла… О чем это он? Опять о Верке. Или нет… еще об одной Щуке в его коллективе – Марии Ивановне, бывшей Марише, так вот она – истинная, невыправимая Щука, которая до конца дней будет гвоздить, колоть его глазами, мысленно говоря:

– Ну что, наелся, женившись не на мне, а на Верке?

Зачем он только эту Маришу взял к себе в заместители? То ли пожалел, то ли не уверен был в своих силах, она казалась надежным подспорьем в бабском коллективе. Такой и была, пока с Веркой не начались дрязги. Она с ней общается, родственница все-таки, а потом все разбалтывает в коллективе… Так что все знают, у него плохие отношения с женой. Она пьет, ему изменила. Он простил, но случился инсульт, так переживал, а сейчас опять что-то не то…

Господи, я совсем запутался. Помоги, если Ты есть! Что это я богохульничаю? Есть Господь, есть. Он его спас во время болезни. Он Ему так молился, так молился, даже на причастие в церковь ходил. Каялся, что не оценил Маришу, изменил ей, и вот ему теперь изменили…

Ну и о чем это я, подумал с тоской Иван Иванович. Как дальше работать с этими Раками и Щуками? С Катериной – Лебедем – ему легко работается, когда он старается не замечать ее груди и талии… и, конечно, бедер.… Ну, все мы мужики такие охочие до женской красоты…

– Иван Иванович! – услышал он.

Поднял голову, перед ним стоял Сергей и язвительно на него смотрел. Долговязый, тощий, в джинсах-дудочках, с вечно взъерошенными светлыми волосами.

– Вы просили сделать справку по отпускам.

– Сделал?

– Нет. Учебные учитывать? – Сергей глупо ухмыльнулся, округлив серые глаза.

– Ты же знаешь, что я прошу сделать очередные отпуска по графику.

– А расчет положенного количества дней отпуска сделать?

– Ты что темнишь? – тихо сказал Иван Иванович. – Это совсем другая справка.

– А… ну понял… У нас в финансовой академии… – торопливо начал говорить Сергей.

– Для меня твоя финансовая академия не указ, – мрачно прервал Иван Иванович.

– Ладно, понял.

Сергей еще язвительней улыбнулся и сел на место, почти лег на стол, запустив руки в волосы. Ну что за поза в рабочее время, раздраженно подумал Иван Иванович. Но ничего не стал

говорить, только рукой погладил сердце, чтобы успокоиться.

Сергей

Достал я Ивана Ивановича сегодня, подумал Сергей. И буду доставать… этого холеного кареглазого мужика высокого роста с широкими плечами. Завидно на него смотреть. Подумать только, каждый день является в костюмчике, то сером, то черном, в белой рубашке, разных галстуках. Причем, видимо, по настроению надевает. Если черный, то приходит мрачный, голубой – улыбается, красный – аж весь лучится. Зеленый галстук наденет – приходит спокойный, и весь день его невозможно вздрючить никаким вопросом.

И еще изводят его вечно начищенные до блеска крупнокалиберные ботинки. Какая бы погода ни была, ботинки у него сияют. А это высший пилотаж для мужчины – так следить за собой… И, конечно, он очень выдержанный, очень, даже если раздражен, голоса все равно не повышает, еще тише, значительней говорит. А лицо вообще становится каменным.

Да, серьезный у него соперник, с тоской думал Сергей. На пенсию еще долго не уйдет. А он, Сергей, что, так и будет просто инспектором? Он должен как-то отличиться, чтобы его заметили и повысили в должности. Но, честно говоря, он еще недостоин, учится неважно, на трояки… На экзаменах так волнуется, что руки дрожат.

А может, от пива уже руки дрожат? Вечно они с Ленкой перебирают… с этой своей неразлучной подружкой, против которой постоянно выступает мама. И внешний вид ее ей не нравится. «Мышиные глазки, курносый носик, где ты такую уродину нашел? – шипит мама. – Да еще выпивоху». А он и сам не знает, как она к нему привязалась. Ему сначала лестно было, что девушка обратила на него внимание, да такая была сладкозвучная, он якобы самый-самый клевый… а сейчас от нее одна беда.

Что-то в его жизни не так, подумал Сергей, а главное – он какой-то злой стал. Вот на Ивана Ивановича постоянно злится, так его глазами и хочется уколоть. Сергей посмотрел на Ивана Ивановича. О, как это он не заметил, что у Ивана Ивановича сегодня черный галстук, значит, мрачное у него настроение. Тоже, наверное, его гвоздит мыслями. А мысль, говорят, материальна…

Сергей вдруг почувствовал, что у него заныл зуб, причем все сильней и сильней. Он вскочил с места. Зубной боли он боялся страшно.

Сергей быстро подошел к Ивану Ивановичу, который мрачно на него взглянул:

– У меня зуб болит, – выпалил Сергей.

– Ну и что! – хладнокровно произнес Иван Иванович.

– Какой вы черствый, – нервно вскрикнул Сергей. – Отпустите меня в больницу.

– А справку сделал?

– Какой вы безжалостный! – произнес опять нервно Сергей.

– Ладно, ладно, иди в больницу, – нахмурился Иван Иванович. – Завтра сделаешь. Только приходи трезвый.

– А когда это я приходил пьяный? – возмутился Сергей. – Что вы вечно ко мне придираетесь?

– Успокойся, ты мужчина, – тихо сказал Иван Иванович.

– На что вы намекаете? – зло прошипел Сергей.

– Иди в больницу, – опять тихо сказал Иван Иванович. – Не баламуть людей.

А люди все взбаламутились…

– Сереженька, что случилось? – пропела Мария Ивановна, повернув к нему голову с коротко стриженными черными волосами.

– Зуб заболел, – жалобно выдохнул Сергей.

– Не надо нервничать… Зубы всегда болят, когда нервничаешь… А ты разнервничался…

Мария Ивановна, подойдя к Сергею хромающей, тяжелой походкой, погладила его по плечу. Причем зыркнула на Ивана Ивановича осуждающе, так что он сразу склонился над бумагами.

Вот так тебе, торжествующе подумал Сергей, уже почти не чувствуя зубной боли. Но раз отпросился, он решительно уйдет.

– Сережа, тебе дать телефон хорошего стоматолога? – участливо спросила Люба, посмотревшись в зеркало и поправляя свою блондинистую челку, чмокая при этом пухлыми губами.