Восхождение Примарха 3
Шрифт:
— Нет, — как-то слишком поспешно сказал Вяземский. — Арсений чист.
Громов с тоской в глазах посмотрел на свою дочь. Он взял стакан воды со стола и отпил глоток.
— Видишь ли, Катерина, — тихо и совсем по-отцовски сказал он. — Дело в том, что жизнь одного-единственного члена рода никогда не перевесит безопасности всего рода. Даже твоя жизнь, дочь, не стоит благосостояния всех Громовых. Я просто не могу утопить весь род в крови ради одной твоей прихоти. Ты просто не представляешь себе, что такое война кланов. Тем более, война с менталистами.
Я увидел в глазах Катерины ту несгибаемую твёрдость, которую впервые разглядел на пожаре. Она молча посмотрела на отца, затем на деда. А потом взяла и перешла на нашу половину, сев между мной и Вяземским.
Арсений закрыл руками лицо и тяжело выдохнул. Сегодняшние переговоры давались ему слишком сложно.
— Что ж, — глухим, уставшим голосом проговорил он, — если ни у кого больше нет вопросов и предложений по существу, то предлагаю сделать перерыв.
В этот момент в дверь постучали. А после разрешения войти, служанка Катерины передала ей записку.
Громова прочитала её про себя. Затем тихо ругнулась. Прочитала ещё раз. А потом передала её мне.
«Пришедшая девушка просит передать, что она ответственна за смену причёски Катерины Громовой, а также у неё есть информация про Никиту Державина. Представилась Валентиной Грымовой из рок-клуба и очень просит пустить для передачи важной информации».
— Валя? — удивился я и перевёл глаза на Катерину.
Но она понимала не больше моего.
— Пустить? — спросила она меня.
— Знаешь, если Валя пришла к тебе, а не к кому бы то ни было, да ещё и в косяке своём призналась, должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Я прошу пустить её и пока не расходиться.
— Хорошо, — распорядилась Громова. — Приведите её сюд,а пожалуйста.
Прислуга удалилась, а все собравшиеся уставились на нас.
— Что нас ещё ожидает? — с ухмылкой спросил меня дед.
— Если бы я знал сам, — я развёл руками. — Но какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что дело важное.
Когда Валю ввели в конференц-зал, случилось сразу несколько вещей одновременно.
Для начала надо отметить, что явилась она в тех же вещах, в каких ходила у себя в трущобах, только слегка более обгорелых.
— Что это за детский сад?! — прошипел Арсений при виде неё. — Кать, это что?!
Он уже вставал с места, видимо, собираясь распорядиться, чтобы из его дома выгнали попрошайку.
Но в то же самое время Валентина увидела сначала Карину, сидящую у стенки, и уже в это мгновение до неё начало доходить. Затем она увидела моего отца. Повернув голову ещё, уставилась на Катерину. А когда я выглянул из-за девушки и помахал, прикрыла рот рукой.
По полу поползли языки пламени, которые, впрочем, быстро гасли. Но всё же грозили расплавить плитку на полу. Валя их не замечала. Она, словно загипнотизированная, смотрела на меня и слегка качала головой, всё ещё не веря своим глазам. Затем она всё-таки вспомнила, где находится, спохватилась, и огонь исчез.
— Простите, — проговорил Арсений, падая обратно на стул. — Дочь, представь нам, пожалуйста, барышню, которую ты посмела пригласить на тайный семейный совет. Будь добра.
— А, это… — начала было Громова.
— Не надо, — попросила Валя, сделав знак рукой Катерине молчать. — Я сама.
Она, улыбаясь, смотрела на меня, и было видно, что борется с подступившими слезами. Но сил ей было не занимать. Вдох-выдох. Ещё раз. И вот уже перед нами стоит молодая дама, полная собственного достоинства.
— Валентина Ярославовна Грымова, урождённая Рюриковна, первородная принцесса и будущая императрица Российской империи, — бедный Арсений бледнел всё больше при каждом новом слове, — во всяком случае по плану этого шизанутого мозгоправа Разумовского.
На фабрике Вюртемберга фон Эйнема вовсю шло приготовление свадебного торта для свадьбы в роду Долгоруковых.
Вот только двое кондитеров, занимающиеся украшением этого самого торта, были крайне недовольны.
— Макс, мы же уже сделали им один торт, почему мы должны украшать второй?
— Да хрен его знает, Петь. Начальник сказал, что нужно запасной приводить в надлежащий вид и тебя взять в помощь. А тот они, походу, при транспортировке раздавили.
— Да как так-то? Это же произведение искусства. Мы за полгода готовиться начали, а эти дуболомы довезти не могут. Я в ахере!
— Да я тоже, — сказал кондитер, который был повыше и потолще. — Ещё и эти звёздочки лепить заставили.
— Это вообще какой-то бред, — согласился тот, которого напарник назвал Петей. — Они вроде бы из карамели, но жёсткие, как мой тесть с похмелья. Я одну попробовал укусить, так чуть зубов не лишился. Помяни моё слово, на нас ещё за них жалобу напишут. И никакого обещанного бонуса за ночную смену, в которую мы их будем клеить.
— Я тогда уволюсь сразу, — сказал тот, которого звали Максом. — Мне это всё осточертело. Занимаешься, ночей не спишь, лишь бы красиво было, а они говорят, делайте другой. Этот-то вообще не такой. Тут и крем, смотри, дешевле. И они же его на каркасе умудрились сделать. Мол, чтобы, как с тем не было.
— Это, растопи мне шоколад, вообще никуда не годится, — согласился Петя. — Из чего они этот каркас сделали? Он же в крем даст привкус. Ох, чувствую, аукнется нам с тобой ещё этот тортик, ох, аукнется.
Макс тяжело вздохнул и продолжил вдавливать в крем крохотные звёздочки из твёрдой, как металл, карамели.
— Хоть бы не штрафанули, — проговорил он чуть позже. — Моя на новый год новый «имперфон» запросила и слышать ничего не хочет, что это для аристократов аппарат. А мне надо полгода пахать, чтобы самый дешёвый купить. Короче, — он махнул рукой и снова вздохнул.
— Женщины, — проговорил Петя, словно это всё объясняло. — Слушай, а откуда эти звёздочки? Я такого отвратительного качества в наших кондитерских не припомню.