Восхождение Примарха 3
Шрифт:
— Игорь Всеволодович, — произнёс Илья Святославович. — Для начала хочу отметить, что очень рад целости и сохранности вашей семьи. Честно говоря, увидев утренний репортаж, я уже хотел было отменить поездку. Но затем вспомнил, как вы сказали, чтобы я ничему не удивлялся и приезжал. Моё почтение, шоу удалось на славу.
Мой дед привстал и поклонился.
— Премного благодарю за тёплые слова. Я, собственно, хотел попросить подтвердить вас факт воздействия на императора, так как Арсений Громов при всём своём уважении ко мне нуждается в дополнительных свидетельствах.
— Ах, — сказал Илья Святославович. — Нет ничего проще. Можете дать видео с презентации
Дед подсоединил свой телефон к проектору и включил нужный видеоролик.
— Вот тут остановите, пожалуйста, — попросил Вяземский. — Теперь посмотрите внимательнее, что вы видите?
Все присутствующие пожали плечами, кроме дяди Славы.
— Рот у него как-то странно скособочен, — сказал он.
Теперь увидели все. И действительно, одна сторона рта Ярослава Ивановича лучезарно улыбалась, а другая опустилась вниз, а в уголке было видно бисеринку слюны.
— Абсолютно верно. Такое могло произойти при инсульте, о котором мы с вами не слышали. Либо при чрезмерном ментальном воздействии. Причём, в этот момент человек, который контролировал императора, на что-то на секунду отвлёкся. Пустите ролик дальше.
И правда, буквально через секунду уголок рта монарха выправился, и тот уже улыбался полноценно и изображал полное счастье.
— Этого слишком мало, — сквозь зубы процедил Арсений, растирая ладонью лицо.
Всё его существо противилось происходящему. Он категорически не хотел вступать ни в какие конфронтации. Я прям чувствовал, как он бурлит изнутри. И что находится в шаге от того, чтобы не выгнать нас всех из усадьбы. Но не из-за страха. Точнее, не из-за страха за себя, а за весь свой род. Значит, надо ему доказать, что единственный способ выжить в данной ситуации — сражаться.
— В таком случае, расскажу, почему я оказался тут, — проговорил на это Вяземский. — Дело в том, что не так давно проходил приём у императора, где невесте присматривали подходящего жениха. Полагаю, ни для кого это не секрет. Так вот, среди большого количества нулевиков позвали туда и моего внука Павла. Во второй половине приёма он почувствовал себя плохо. Именно на уровне сознания, чтобы вы понимали. Но не смел уйти, это же всё-таки императорский приём, а не выступление бродячих артистов. И тогда Никита шепнул ему, что его пытаются вывести из себя. Когда Павел вернулся, первым делом он пришёл ко мне. Я вот такую дыру в его защите обнаружил, — и Илья Святославович показал ладонями круг сантиметров двадцати в диаметре. — Ещё бы чуть-чуть, и они своего добились бы. Так что господа менталисты из СБ что-то сильно разошлись. Считаю, что моему роду таким образом война объявлена.
Вадим Давыдович смотрел на Вяземского с удивлением. Я чувствовал, что между ними была какая-то давняя… не вражда даже, а антипатия. И возникла она из-за того, что Громов считал Вяземского мягким и не способным на реальные действия. И вот тут вдруг выясняется, что Илья Святославович — очень даже решительный человек.
— Разрешите, — попросил я голоса.
Арсений молча дал мне слово, махнув рукой.
— По поводу приёма хотел бы добавить. Вызвано было почти три десятка претендентов, а доехало чуть больше половины. Всех преследовали несчастные случаи. Мы с Олегом Чернышёвым едва избежали падения огромной вывески. А других вполне задело различными якобы случайностями. Одного сбило самокатом возле самого дворца. Но отдельно хотелось бы упомянуть про сошедший с рельсов сапсан. Вы понимаете, что для этих людей жизнь аристократов — просто ничто. Судя по всему, и жизнь императора тоже.
— Это всё ещё бездоказательные домыслы, — настаивал Арсений. — Хотелось бы более убедительных аргументов. Хотя, нет. Не хотелось бы. Вообще не хотелось бы, чтобы всё это происходило.
И я его понимал. Он очень сожалел о той спокойной жизни, когда дочь его ещё могла надеяться чуть ли не на восьмой-девятый уровень. Когда всё в империи было тихо и спокойно. Когда даже подозрений не возникало, что императором кто-то может управлять.
Это типичная грусть по былым временам, когда всё было легко и просто. Но так уж работает память. На самом деле и там проблем хватало. Но мы помним только светлое и тёплое.
— Да, воздействия на безопасника Стаса Громобоя и на Александра Игоревича я могу доказать, — сказал Вяземский. — У меня есть слепки ментального воздействия.
— Это их род, и проблемы их рода, — словно заученный урок твердил Громов.
— А я не удивлюсь, — подал голос Игорь Всеволодович, — если узнаю, что и тайфун наш, который мы, Вадим, с тобой разворачивали, — тоже их рук дело. Вот и Никита в нём почувствовал чей-то умысел.
— А я полностью согласен, — подтвердил Вадим Давыдович. — Я тоже ощущал нечто такое… рукотворное. Уж не знаю, имеют ли к этому отношение Разумовский со Скуратовым, которым мы тут кости полощем, но то, что буря была ручками докручена — это прям сто процентов. Ну и баржа наша — вообще в нас шла. Тут без наводки не обойдёшься.
— Так, может быть, нас с тобой устранить хотели? А, Вадим? — дед сцепил руки, и костяшки его пальцев побелели. Было видно, что он переживает из-за того, что никак не может переломить ход переговоров в свою пользу. — А что? Двое из десятки сильнейших в империи магов. Да ещё близкие к императору. Что думаешь?
Вадим пожал плечами.
— Исключать этого нельзя, — сказал он. — Тем более, что на вас продолжились нападения. Вот и Ростислав из-за этого погиб. И хотя, действительно, многое из того, что мы видим касается исключительно вашего рода, обстановка в империи и прям нездоровая. Если кому-то интересно моё мнение, то я считаю, что в воздухе пахнет заговором.
— Всё, что вы говорите, — эмоции! — Арсений поднялся с места. — А мне недостаточно эмоций, чтобы рисковать жизнью рода! Поэтому моё решение — нейтралитет. Мы в войну не вступим до тех пор, пока либо не будет непосредственной угрозы нашей семье, либо семье императора. Точка!
— Да как ты смеешь?! — без спроса поднялась Катерина.
Всё последнее время она сильнее и сильнее мрачнела. Она никак не могла понять, почему её отец занимает столь трусливую позицию. Но оно и понятно, в ней сейчас говорил юношеский максимализм. Либо победа, либо поражение, и вот это вот всё. Но мне было чрезвычайно приятно, что она так поступила. Хоть и полностью похерив весь протокол настолько, что у дедов даже рты пооткрывались.
— Как ты можешь вообще такое говорить?! — продолжала девушка. — Никита срывается посреди ночи по твоему звонку и едет меня спасать! Наплевав на всё! Вообще на всё! Он не ставит тебе условий, ничего не просит, просто приезжает. И спасает меня! Мало того, он мне ещё и магию вернул, чего не могли все эти шарлатаны доктора! Да, пускай пока это троечка, но уверенная. И я разовью её сильнее. Но не в этом дело. Человек готов пожертвовать всем, а ты отвечаешь ему дикой… просто лютой неблагодарностью. И говоришь, что недостаточно оснований для вступления в войну его союзником. Что ты не встанешь с ним плечом к плечу. Я не узнаю тебя, отец. Может быть, ты тоже под воздействием менталистов, а?