Восхождение Примарха 4
Шрифт:
— Зачем же ты тогда пришёл, Штефан? — усмехнулся Сан-Донато. — Неужто пришёл поздравить меня с наследником?
— Я пришёл договориться, — ответил тот, кого Антонио назвал Штефаном. — Ты же видишь, все твои союзники разбиты. Пять семей пали. Италия потеряна. Не будь глупцом, не упрямься.
— Договаривай же! — хохотнул Сан-Донато. — Не упрямиться и сдаться тебе, позорному клятвопреступнику.
— Сдаться, Антонио, вот именно, — ответил Штефан. — Только попрошу без оскорблений. Я хочу, чтобы ты и твой род выжили. Чтобы хотя бы вы из Пяти семей остались.
—
— Антонио, — переговорщик говорил таким тоном, словно объяснял ребёнку прописные истины. — Разве ты не помнишь, с кем я заключал пакт? С правителями одной из европейских стран. А к кому я пришёл сейчас? Вы проиграли, дорогой. И потому все пакты, заключённые с вами в качестве представителей власти, уже аннулированы.
— Красиво поёшь, Штефан, — ответил на это Сан-Донато, а я его глазами пытался разглядеть переговорщика, но он был достаточно далеко для того, чтобы увидеть конкретные черты. — Вот только в нашем соглашении не было ни слова про нахождение у власти. Мы с тобой договорились, как маги эфира, что не будем действовать друг против друга. И что я вижу? Сначала Ипсиланти, затем Мурузи, потом Суццо и Маврокордато… Ты полагаешь, я совсем дурак, чтобы без боя сдаться в твои руки?
— Я никогда не считал тебя дураком, — ответил на это Штефан, широко разведя руки, словно показывая, насколько именно не считал. — А вот людей ты ценить умел. Поэтому я и прошу тебя сдаться, чтобы сохранить множество достойных людей в живых. Причём, не только с моей стороны. Если тут начнётся бойня, в твоём замке погибнут все. И ты об этом знаешь.
— Тебе меня не запугать, — с достоинством проговорил Антонио. — Я — пуганный. Что до моих людей, они поклялись идти за мной до самого конца. И в отличие от тебя, лжец, они меня не предадут, а погибнут вместе со мной. Что до твоих людей, мне на них плевать. Они либо столь же черны сердцем, как и ты сам, либо просто дураки. А таких не жалко. Облегчать же тебе задачу, чтобы ты без боя заполучил мою голову, я не стану.
— Как знаешь, — с явным сожалением проговорил Штефан. — Но я бы действительно сохранил тебе жизнь. Возможно, даже твоему наследнику.
— Вон! — голосом, усиленным до уровня громового раската, воскликнул Сан-Донато. — Иди вон! И приходи сражаться! Сделай в своей жизни хоть один мужской поступок.
И Антонио с такой силой ударил ногой по камню, что тот отвалился от башни и полетел вниз. А вместе с ним полетел и я, но не на землю, а обратно — в своё нынешнее тело.
Император Российской империи Ярослав Иванович из рода Рюриковичей в какой-то момент понял, что пришла пора серьёзно поговорить со своей супругой, императрицей Елизаветой Фёдоровной.
Последний их разговор прошёл не очень гладко. Ещё бы, касался он девочки-бастарда, за которую пришлось объясняться и извиняться. Ещё и переживать, чтобы эту девочку не устранили подосланные супругой убийцы. К счастью, этот вопрос решила Варвара, отправившись в Крым вместе с Валей.
А рядом с императором остался маг-иллюзионист, изображавший его дочь. И императрица, которая с последнего разговора тоже только изображала супругу, но таковою не являлась.
Но не только вопросы плотского желания руководили императором. Он привык, что Елизавета Фёдоровна — его первый и ближайший советник, и все самые важные решения он принимал только после того, как обсуждал их с ней, а в последнее время… приходилось это делать самому.
Он вызвал супругу на встречу. Но не в кабинет, а в зимний сад, где они любили проводить время вместе… Сколько? Пятнадцать? Восемнадцать лет назад?
Время быстротечно. И беспощадно. Негоже расходовать столь драгоценные минуты на то, чтобы злиться на близкого тебе человека.
Примерно такие слова для императрицы крутились в голове Ярослава Ивановича, пока он ожидал супругу на веранде, увитой плетистой розой.
Елизавета Фёдоровна была сегодня в платье цвета морской волны. Это был добрый знак, который говорил о том, что императрица утром проснулась в хорошем расположении духа.
Она прошла и села по левую сторону от супруга, находясь на расстоянии вытянутой руки. По всем этим лёгким намёкам и по слабой улыбке, играющей на губах Елизаветы Фёдоровны, Ярослав Иванович решил, что, вероятно, лучшего дня для примирения не будет.
— Рад приветствовать дражайшую супругу, — церемонно проговорил он и дотронулся губами до тыльной стороны её ладони. — Как тебе спалось?
— Одиноко, — ответила она на это. — Вот как вы, мужики, всё-таки устроились, а? Наказываешь вас, наказываешь, а страдаешь тоже сама. А вам хоть бы хны… — она покачала головой в показном негодовании, но монарх видел, что она лишь дурачится.
— Ещё раз прошу простить меня, — император склонился к супруге. — Право слово, не думал, что дело почти двадцатилетней давности столь опечалит тебя.
— Если бы это «дело», — последнее слово Елизавета Фёдоровна произнесла с сарказмом и нажимом, — не ходило бы и не разговаривало, то можно было бы и не заметить, а тут как-никак — целый человек. Да ещё и маг, близкий к абсолюту.
— Моя вина, — кивнул Ярослав Иванович. — Но сколько мне замаливать свой грех? Мы с тобой не молодеем, дорогая моя. А годы уходят бесследно…
— Кто тебе этот текст писал? — фыркнула императрица. — Опять Пескоструев? Давно пора его в шею гнать.
— Вообще-то, сам придумал, — оскорбился Ярослав Иванович, но тоже не по-настоящему. При виде супруги у него дух захватывало так, что дышалось с трудом. — Но соглашусь, романтика даётся мне нелегко.
— Что это? — хохотнула Елизавета Фёдоровна. — А раньше соловьём пел круглые сутки. Ладно, не злюсь я уже. Простила.
Она подалась к мужу и поцеловала его в губы.
— Мне помощь твоя нужна, — сказал император несколько минут спустя, когда они, вытерев губы, заняли свои привычные места. — Требуется принять очень непростое решение.