Восхождение самозваного принца
Шрифт:
— Ничего, ваша светлость…
— Не надо меня дурачить. — Джилсепони сердито посмотрела на собеседника. — Ваше отношение ко мне явно изменилось, причем не в лучшую сторону. Вы даже не удостаиваете меня искреннего ответа. Или вы считаете, что я и так догадаюсь?
Герцог наполнил свой бокал и сделал еще один большой глоток.
— Что бы вы сейчас ни сказали, это останется между нами, — заверила его женщина.
— Когда я отплывал в Палмарис, никого в Урсале не приводила в восторг моя миссия, — тихо произнес Брезерфорд.
— Путь неблизкий, а в такое время плыть куда опаснее, чем летом, —
— Дело не в превратностях плавания… дело в вас! — возразил Брезерфорд. — Мало кого радовало, что я отправляюсь на север за госпожой Джилсепони. Кое-кто даже намекал мне, что было бы неплохо выбросить вас за борт еще задолго до подхода к Урсалу.
От столь искреннего признания женщина опешила.
— Вы сказали, что этот разговор останется между нами, и потому я могу говорить откровенно, — продолжал герцог.
— Да. Пожалуйста, продолжайте.
— Почти все при дворе недовольны тем, что король Дануб берет в жены простолюдинку, — продолжал Брезерфорд. — Я ни в коем случае не смею отрицать ваших героических деяний, — поспешно добавил он, жестом останавливая собеседницу, которая собиралась ему возразить. — Ни во время войны с демоном, ни в годы сражения с чумой. Но это было давно, а у людей, боюсь, короткая память.
— Вы имели в виду память некоторых знатных женщин? — усмехнулась Джилсепони.
Вместо ответа Брезерфорд слегка наклонил в ее сторону свой бокал. Она угадала.
— Место королевы всегда предназначалось для женщин благородного происхождения, — сказал герцог. — Для дочерей герцогов, баронов и иных вельмож, причем считалось обязательным условием, чтобы они не были ранее замужем.
— Но ведь это королю решать, на ком остановить свой выбор, — возразила Джилсепони.
— Разумеется, — согласился Брезерфорд. — Однако он вряд ли сможет повлиять на то, с чем вам придется столкнуться в Урсале. Придворные дамы, завидующие, что не они оказались избранницами короля Дануба, будут обсуждать и осуждать каждый ваш шаг. Даже простой народ…
— Простой народ? — перебила его женщина. — Да что вы знаете о нас, герцог Брезерфорд?
— Достаточно сказать, что в Урсале к вам станут относиться совсем не так, как здесь, на севере, — продолжал герцог, не обращая внимания на ее возмущенное восклицание. — Поначалу, конечно, вы будете вызывать восторг простолюдинок. Ведь в их глазах вы — зримое подтверждение их надежд. Каждая крестьянская девчонка мечтает, что однажды в нее влюбится какой-нибудь вельможа и сделает ее знатной дамой. Однако пройдет не так уж много времени — и их любовь к вам превратится в ту же зависть. Будьте внимательны к каждому своему шагу, ваша светлость, — откровенно посоветовал он. — Все — от знати до простонародья — будут строго судить вас, если вы в чем-то ошибетесь.
Герцог даже не заметил, что говорит во весь голос, и его слова буквально гремели, заполняя пространство тесной каюты. Замолчав, он осушил свой бокал и тяжело вздохнул.
Джилсепони видела: ее собеседник решил, что перешел границы допустимого, хотя она и призывала его к откровенной беседе. Наверное, Брезерфорд ожидал, что после таких признаний Джилсепони навсегда возненавидит его и, возможно, даже станет настраивать против него Дануба — если не открыто, то
— Спасибо вам, герцог, — сказала она, немало изумив Брезерфорда. — Вы были искренни со мной. Боюсь, при дворе короля Дануба мне придется нечасто сталкиваться с таким отношением.
— Весьма редко, — согласился немного успокоенный герцог.
— Что же касается вашего отношения ко мне, я лишь прошу, чтобы вы отнеслись ко мне справедливо, — продолжала Джилсепони. — Дайте мне возможность доказать, что, став королевой, я принесу немалую пользу и королю, и государству. Судите меня по тем же меркам, по каким бы вы судили любую из дочерей знати.
Брезерфорд не ответил, а лишь поднял бутылку с эльфийским вином, предлагая выпить еще.
Джилсепони допила вино, а затем протянула бокал для новой порции.
Вскоре она покинула каюту герцога. Наверное, эта беседа была неплохим началом их отношений. Хотя Джилсепони и Брезерфорд были знакомы более десяти лет, по-настоящему они узнали друг друга только сейчас, во время этого откровенного разговора. Женщине хотелось верить, что она приобрела в нем союзника. Учитывая, сколь враждебно настроен к ней королевский двор, союзников у нее будет немного.
Но, скорее всего, она ошибается, вряд ли герцог займет ее сторону, подумала Джилсепони, вспоминая слова Брезерфорда. Что ж, во всяком случае, можно надеяться, что он не ударит исподтишка. Это уже немало. От других придворных — высокомерных и убежденных в собственной исключительности — она едва ли дождется подобного отношения.
«Речной Дворец» входил в урсальскую гавань под гром фанфар и приветственные крики народа, собравшегося, чтобы встретить женщину, которой суждено было стать их королевой. Видя ликующие лица и слыша радостные возгласы, Джилсепони захотелось забыть о предостережениях герцога Брезерфорда. Но она быстро совладала с собой, не позволив поддаться благостному настроению. Жизнь многому научила Джилсепони. Она не раз убеждалась: толпа с поразительной легкостью переходит от безудержного восторга к столь же безудержной ненависти. Спускаясь по сходням и оглядывая встречавшую корабль толпу, женщина с содроганием представляла, как приветствия и сияющие улыбки сменяются криками и злобными гримасами. И переход между этими противоположными состояниями казался ей совсем незаметным.
К тому же среди пришедшей встречать ее знати она заметила две знакомые фигуры, и это лишь усилило мрачную истину слов Брезерфорда. Наверняка эти двое сильно постарались, чтобы очернить ее в глазах герцога, и свое мнение о ней он изменил явно не без их помощи.
Констанция Пемблбери и герцог Таргон Брей Калас, как всегда, стояли рядом с королем Данубом, и их близость к человеку, который вскоре станет ее мужем, отнюдь не радовала Джилсепони. Она прекрасно видела фальшь их улыбок и улавливала злобу в каждом их рукоплескании. Встретившись глазами с Констанцией, Джилсепони заметила во взгляде придворной дамы ничем не прикрытую ненависть.