Восхождение тени
Шрифт:
– Но мы – не он, Баррик Эддон, – ответил ему Хау, как если бы принц высказал свои мысли вслух. – Мы не враги тебе.
– Откуда вы знаете моё имя? – такое казалось совершенно немыслимым здесь, на краю света, когда и сам он почти забыл его – и это напугало юношу. – Проклятье, да скажи же, откуда ты знаешь моё имя?!
– Он напал на нас! – вскричал Хикат. – Мы должны убить его!
– Кто здесь? – встрепенулся Хуруэн.
– Тише, братья. Он лишь испуган. Сядь, Баррик Эддон. Выслушай всё, что мы должны тебе рассказать.
То, что мешало ему сбежать, теперь помогло ему усесться возле
– Все мы были рождены давным-давно в городе под названием Сон, – начал Хау. – Хуруэн – старший среди нас, это правда, но это всё, что можно говорить с уверенностью. Даже Хикат, самый младший, теперь так стар, что мы и не упомним, когда он пришёл в этот мир.
– Она, – поправил Хикат, и впервые злая резкость в его голосе чуть смягчилась, и он зазвучал почти мечтательно. – Почему-то я чувствую, что была женщиной.
– Это неважно, – добродушно отозвался Хау. – Мы стары. Мы связаны кровью. Мы были рождены среди народа, что зовётся Бессонным, в городе под названием Сон, но они изгнали нас…
В животе у Баррика снова заворочался страх. «Бессонные!»
– Погоди, пока не услышишь нашу историю целиком. Не все, кто бродит под мглампами Сна, так жестоки, как тот, кого ты повстречал, но мы отличаемся от них от всех. Мы – Спящие.
– Они отослали нас прочь, – вставил Хуруэн. – Я единственный, кто помнит. Мы спали, и это пугало их. Мы видели сны…
– Да, – согласился Хау. – Среди Бессонных мы были единственными, кто видел сны, и наши сны не были лишь фантазиями, но истинными отблесками огня, горящего в пустоте. В них мы увидели, что боги падут, и что Бессонные повернутся против своих повелителей в Кул-на-Кваре. Мы прозрели также и приход смертных на эти земли. Всё это мы увидели и предсказали, но наш собственный народ не прислушался к нам. Они устрашились нас. Они прогнали нас.
– Я никогда не видела фонарей тьмы, – зло проговорила Хикат. – Дом, принадлежащий мне по праву, был отнят у меня!
– Ты видела их, – заявил Хау. – Ты просто не помнишь. Мы все потеряли так много и ждали так долго…
– Я… я не понимаю, – вмешался Баррик. – Вы… вы Бессонные? Но я думал, что Бессонные никогда не спят…
– Позволь мне показать тебе, – средняя фигура отбросила назад капюшон.
Кожа серого человека Глубин была гладкой и тонкой, как будто его костлявое лицо обтягивал шёлк, но кожа Хау была ещё изрезана сеточкой бесчисленных тонких морщинок, словно бы сотканная из паучьих тенёт. Более же всего они различались в другом: вместо круглых, навыкате, серебристо-голубых немигающих буркал Уени’ссоха у существа, стоявшего перед Барриком, под бровями пролегло лишь несколько глубоких морщин, а глазные впадины были пусты, как выжженные солнцем пески.
– Ты слеп!
– Мы не видим так, как другие, – уточнил Хау. – Будь мы похожи на своих неспящих собратьев, мы и в самом деле были бы слепы. Но в наших снах мы видим больше, чем кто бы то ни было.
– Я устал видеть так много, – печально промолвил Хуруэн. – Это никогда и никому не приносит счастья.
– Правда никого не делает счастливым, – сердито бросила Хикат. – Потому что правда всегда заканчивается смертью и тьмой.
– Тихо, мои милые, – Хау вновь опустился на землю и протянул руки собратьям. Поколебавшись, оба Спящих взялись за них, образовав полукруг. Затем Хикат и Хуруэн протянули оставшиеся свободными ладони Баррику. Принц пялился на троицу поверх костра, не понимая – или не желая понимать.
– Возьмись за наши руки, – подсказал Хау. – Ты пришёл сюда не случайно.
– Я пришёл потому, что заблудился – потому что эти твари, шелкины, пытались меня убить…
– Ты пришёл сюда потому, что был рождён, – возразила Хикат, и в её голосе опять сквозило нетерпение.
Протянутые к Баррику с двух сторон ладони всё ещё ждали, когда он ухватится за них.
– Быть может, всё началось даже раньше. Но ты здесь, и это подтверждает твою причастность. Никто не приходит к Холму двух богов без причины.
– Тебе отведена страница в «Книге Огня-в-Пустоте» – молвил Хау. – Давай прочтём её.
– Погоди! Ещё одна душа тянется к тебе, – перебил их Хуруэн. – Душа-близнец, что ищет тебя.
Бриони. Это помогло Баррику наконец решиться – боги всемогущие, как он по ней скучал! Он придвинулся ближе к огню, так, чтобы дотянуться до поданных ему серых рук. В пещере не было холодно, но даже теперь, когда принц сидел к костру почти вплотную, он не чувствовал, чтобы пламя источало хоть какое-нибудь тепло – а его трепещущие язычки лишь делали глубокие тени вокруг ещё резче. И пусть совершаемое им напугало юношу намного сильнее, чем должно бы, Баррик позволил своим ладоням сомкнуться вокруг сухих, скользких пальцев Хикат и Хуруэна. Мгновением позже глаза принца против воли закрылись, и вдруг он начал падать – падать! Стремительно проваливаться во тьму, беспомощно махая руками и ногами.
Но где же они – его руки и ноги? Почему он кажется себе лишь одинокою тяжкою мыслью, погружающейся в пустоту?
Он падал. Наконец в глубине под ним замерцало что-то, не бывшее тьмой. Сперва он решил, что это какое-то широкое круглое море, а через миг – что оно похоже на декоративный пруд с серебрящейся водой, окаймлённый бортиком из светлого камня. А затем увидел, что это на самом деле: зеркало, которое он принял от Джаира, но выросшее до огромных размеров. Баррик едва успел подивиться этому превращению, тому, что может упасть в предмет, находящийся сию минуту у него же в кармане, – как вдруг врезался в холодную поверхность и вынырнул с обратной стороны.
И остановился. Зеркало, однако, осталось, но теперь висело перед ним на беспросветно-чёрном фоне, как картина в Портретном зале там, в Южном Пределе, и принц видел в нём своё отражение.
Нет, не своё – черты отражения неуловимо изменились, перелились в новую форму, словно ртуть, и постепенно окрасились в новый цвет подобно башням его родного замка под лучами восходящего солнца. Лицо, глядевшее теперь на него с той стороны, было темнокоже, обрамлено чёрными волосами и очень юно – но также и очень встревоженно и искажено усталостью. И всё же принц подумал, что несмотря ни на что девушка прекрасна. Это была она, вправду она – никогда он не видел её так ясно! Лицо в зеркале принадлежало той самой темноволосой девушке, что так долго преследовала Баррика в снах.