Восхождение язычника 5
Шрифт:
— А то ж, смотрю, земля ничейная и хозяина у нее нет. Стало быть, моя теперь.
— Ага ничейная, слышали мы, как местные людишки воспротивились тебе и чем это закончилось. Вот дары тебе наши, ты не побрезгуй, — и седой опустил блюдо на землю, а после и остальные так сделали.
— Дары — это хорошо, — произнес, я и блюда тут же подхватили и убрали мои люди.
— Также каждую годину мы будем выплачивать тебе урок, по шкуре с каждого очага, — протянул седой, заработав мой одобряющий кивок.
— Звать тебя как? — поинтересовался я.
—
— Так что же ты держишь меня на пороге, Пяст? Не предложишь отдохнуть, али забыл о гостеприимстве?
Пяст глянул на меня, скривившись, наверняка думал, где он видел таких гостей и куда им стоит катиться.
— Не переживай, я не буду чинить тебе никакой обиды, ведь в этих краях мало с кем можно перемолвиться словом добрым, одна чудь живет да лесники всякие.
— Мой дом — твой дом, князь Яромир, буду рад, если погостишь у меня, — и Пяст отвесил поклон, указывая на селище.
— Дален, Гостивит, Хрерик, Накам со мной. Остальные отдыхать, — отдал приказ я и пошел за Пястом, что показывал мне дорогу.
Село ничем не отличалось от виденных уже мной, защитные стены, а за ним подворья. За стенами пряталось около двадцати подворий, не такое уж и малое было село у вагров.
Пяст проводил нас к себе на подворье, и, прежде чем зайти туда, я поклонился и произнес:
— Мир дому этому, и, входя под сень его, не замышляю я ни мысли черной, ни дела злого, — и прошел вслед за Пястом.
Тут же во двор начали стаскивать столы и накрывать, пища была простой, мясо да каши с разными напитками.
Помимо Пяста, за столом было и два его сына. Старшего звали Вил, а младшего Шадр, оба были копией своего отца, поджарые и крепкие, только без седины.
— Благодарю за стол, — кивнул я, после того как отложил ложку. Пяст лишь напряженно кивнул.
— Хорошее у вас село и стены крепкие, да и люди все сыты и обуты, — начал я. Как зовете сие место? — покрутил я головой.
— Колывань[1] называем, — ответил Пяст, его же дети вовсю пожирали меня глазами.
— Хорошее имя для поселка, а давно здесь живете?
— Почитай, двенадцатый год пошел, как перебрались в эти места, — выдохнул я.
— И как, местные людишки не беспокоят? — с интересом спросил я.
— Первые два года беспокоили, а после и крепкие стены сладили, так что нынче в покое и мире живем, даже торгуем иногда.
— Торговля — это хорошо, — кивнул я. — А скажи мне, Пяст, отчего сюда перебрались? Ведь и под Староградом неплохо живется.
— Может, так и было при отце моем, али деде. Одно дело отбиваться от разбойников морских или саксов, они ж, почитай, каждую годину к нам ходили. Не знаешь, сегодня придут али завтра, правда, и мы к ним частенько захаживали, — зло усмехнулся Пяст. — Другое дело, когда они побили крепко нас да власть свою начали ставить, церкви распятого бога возводить, в свою веру обращать да людей к себе угонять.
— Это ты про кого сейчас, про саксов али морских разбойников? — поинтересовался я.
— А ты будто и не знаешь? Земли поморян не так уж и далеко, — буркнул он.
— Признаться, я не сильно-то и интересовался, не доэтого мне было. Свое княжество строю.
Пяст ответил не сразу, внимательно в меня вгляделся и тяжко вздохнул.
— Саксы да соседи их, ведь они одной веры и подчиняются одному властителю, а теперь и мы, видать.
— А что же князья ваши, да и вы часто союзы заключаете.
— Было дело, вот только князья наши, а у них свои дела, у нас свои. Один веру распятого бога принял, другой за золотые монеты продался, а третий рад бы прогнать да семью его забрали, вот и… — Пяст махнул рукой.
— И ты решил сюда перебраться?
— Верно, сговорился с родичами да соседями, вот и перебрались сюда.
— Да, несладко вам там было, — протянул я.
— Ведут себя, словно они хозяева, людишек из своих земель к нам заселяют да властителей ставят, чтобы за нами следили, да и воинов к себе из наших насильно забирают, чтобы за них воевали. Ты знаешь, как теперь наши земли называют? — с болью проговорил Пяст.
— Ну?
— Марка Билунгов и заправляет нынче там Герман Билунг, а в Старгараде епископство возвели, должны мы все теперь десятину туда платить. Так и между собой частенько бьемся, вместо того чтобы этих прогнать, — горестно закончил Пяст.
— Не знал, не знал, —протянул я, Пяст же промолчал, вцепившись в кружку, в которой плескался мед.
Видать, действительно для него это больная тем.
— Перебрался сюда на двух ладьях, что достались мне еще от деда. Еле добрались до сюда, сейчас только одна осталась, да и та…— махнул рукой Пяст. — Ведь раньше я каждый год ходил в родные края, но, видать, более не смогу.
— Понятно, — протянул я. — В общем, три года я не буду собирать с вас уроки, вы же можете торговать у меня в граде. Ежели кто из твоих людей решит пойти ко мне на службу, то приму.
— Отчего же так? — с недоверием глянул на меня Пяст, а его сыновья смотрели удивленно.
— Хочу так, — ответил я. — Вы какие не какие, а свои. Не то, что эта чудь, оттого и поддерживать стоит друг друга в этих края, — веско произнес я.
— За то благодарны, — протянул глава поселения.
— Вот скажи мне, Пяст, а многие бы у тебя в краях захотели переселиться? — протянул я, в голове родилась одна идея.
— Уж, думаю, нашлись бы. Только куда? С одной стороны саксы, а с другой вильцы. Некуда идти.
— А ежели сюда, в эту землю? — задал я интересующий меня вопрос.
Ведь если скупать холопов и заселять ими, можно и разориться, а если этого не делать, то жить среди чуди придется, которой всяко больше, чем нас, пройдет два-три поколения — и мы растворимся в ней.
— Думается, согласились бы, только сюда ногами не дойдешь, по морю идти надо, а для этого корабли нужны.
— Верно говоришь, только корабли у меня найдутся, и смогу я перевезти людишек, кои возжелают, — уверенно произнес.