Воскресенье - пришел лесник и...

Талалаев Владимир

Никто, разумеется, не "брысьнул", но в комнате воцарилась небывалая тишина и стало просторней оттого, что все буквально вжались в стену под действием этого "брысь"...

... Охранка на улице ошалело уставилась на тварь. С ней творилось что-то невообразимое. Она вертелась, подпрыгивала и переворачивалась, словно огромные невидимые руки мяли ее, как кусок пластилина. Вот ее задрало кормой кверху, и корма завибрировала от мощных шлепков, чем-то напоминая рекламу одной итальянской фирмы спортивных принадлежностей. А затем голова неведомого обжоры сплющилась, а нос удлинился и

обвился колючим языком. Затем членистые лапки твари начали сами по себе завязываться в симпатичные бантики. И в завершение сего шоу под звук сливаемой воды чудище завертело и втянуло в образовавшуюся в полуметре от земли воронку. Из воронки громко плюхнуло и раздался звук отрыжки...

...Загорский снял перчатки и сунул их в карман.

— Пациент скорее мертв, чем жив, — сказал он. — А вот соню теперь можете разбудить.

Все посмотрели на лежащего. На лице его застыло выражение полного обалдения, а волосы от пережитого стали дыбом, что в лежачем положении смотрелось весьма оригинально.

— Помнится, века два назад Севастополь переименовывался в Византийск, — невинно начал Загорский. — Так вот, есть повод теперь переименовать его в Центаврийск.

Пациент открыл глаза, ошалело огляделся и сказал:

— Ма-ма!..

— Будет жить! — хмыкнул Яромир.

Проснувшийся повернулся на голос. Равнодушно оглядел лицо незнакомца, скользнул взглядом по одежде... Приметил торчащие из кармана перчатки и... душераздирающий вопль огласил стены Научного Центра.

— Не бойтесь, юноша, я в жизни не такой страшный... — ласково начал Загорский и, дождавшись тишины, продолжил: — Я еще страшнее.

— Как Вам это удалось, там, с тварью? — спросил кто-то из стоящих у стен сотрудников.

— А это уже другой рецепт. Я не вижу, на что бы я тут мог его обменять.

— А на Диагноста?

— Мы уже договорились о цене. Тем более что этот юный Воин обеспечил нас неплохим скелетом внизу...

...Время близилось к полуночи. Стены выделенной под эксперимент лаборатории сотрясали заунывные заклинания, читаемые Загорским. С моря через Херсонес неслись небывалые плотные тучи, завивающиеся в спираль над одним из павильонов Центра. Штормовые волны бились в берега, перехлестывали через волнорезы... Свистел ветер, сносящий снег с невозмутимых пальм. Молнии глухо щелкали по крыше лаборатории, окончательно сводя с ума обалдевших синоптиков. Наконец под финальные аккорды черного пения ослепительная дуга молнии протянулась от одинокой колонны в Херсонесе к эпицентру действа. Грохнуло. И, словно проснувшись от шума, скелет охранника присел, опершись на правую руку, затем потер виски, словно с перепоя... Встал... И, уставившись на Загорского, выпалил:

— Кто такой? Документики есть?

— Как видите, — игнорируя воскрешенного, обратился Яромир к наблюдателям, — Его интеллект полностью соответствует исходному.

Несчастный охранник ткнул было рукой в сторону СБ-шника, но... Но тут рассмотрел свою руку. Через минут пять внимательного созерцания себя он робко спросил:

— А когда я проснусь — я буду прежним?

— А ты не спишь, дорогуша, — мило улыбнулся Яромир Савельич. — Так что — привыкай... Впрочем, Бертрам говорил, что в этом есть даже свои плюсы: у тебя не будет проблем с перхотью. Да и похудел ты в рекордный срок, прям хоть на вывеску "Гербалайфа".

— "Гроболайфа" — ввернул президент Егоров...

Будучи человеком пакостным и зловредным, Яромир выбрал кандидата в обучение некромантии сам. Того самого юношу-сновидящего. Молодой человек в магию не верил наотрез, но бытовая смекалка позволила ему усвоить основные принципы. Как уж он их для себя истолковал — оставалось только гадать, но вскоре по территории Центра бегали скелетики птичек и мышек, позаимствованные из кунсткамеры.

— Вы его, главное, в палеонтологический музей не пускайте, -заботливо напутствовал Яромир, — а то оттуда все экспонаты поразбегаются... Ну вот, я свою часть договора выполнил. Теперь — очередь за вами...

Сотрудники Центра оказались не менее склонными к черному юмору. Переглянулись. Один из них тихонько спросил:

— Ну, и кого мы ему сосватаем?

— Этого... четыреста восемнадцатого, из третьего барака.

— "Зануду", что ли?

— Ну да!

— А, ну да, хорошо, хорошо!

Загорский догадался, в чем было дело, но поскольку титул зануды он признавал только за собой, ему было даже интересно.

Диагност выглядел не так, как он ожидал. Странная фигура в черном глухом комбинезоне, поверх которого надет широко спадающий черный плащ, в черных же перчатках на руках и облегающей черной маске на голове, из-под которой угадывались рельефом острые ушки и небольшой костяной обруч гребня. В прорези маски пялились два здоровенных альфалонских глаза.

— Это как, маскарад? Могу огорчить — на Бэтмэна не сильно смахивает. На Спауна тоже... — заметил слегка удивившийся Загорский.

— Костюм предохраняет от излишних информативных контактов с окружающим пространством путем изоляции сенсорной активности... — начало существо непомерно тонким детским голосом. — Благодаря специально подобранному составу ткани и...

Через пять минут Яромир не выдержал и все же прикрикнул:

— Да замолкни ж ты, зануда! — и с некоторой долей печали подумал, что первенство мира по занудству теперь утрачено им навсегда.

— Ну вот, опять, — обиделось существо. — И вчера, когда Томаш спросил меня про когерентность восприятия при воспита...

— Заткнись! — более уверенно повторил СБ-шник.

Существо замолчало, но в глазах его читалось, что этот эпизод тоже отложен в памяти и еще не раз будет помянут в тему и не в тему...

— О, уря! — с облегчением вздохнул Яромир Савельич. — Знаешь, когда ты молчишь, ты даже перестаешь мне не нравиться!..

Глава 19

Мягкий снежок сыпался из бархатно-серых туч, затянувших февральское небо. За этот месяц, проведенный в скандально известном Крымском Исследовательском Центре, Загорский так и не привык к этим вечнозеленым пальмам. И сейчас, направляясь к проникателю, более напоминающему варлонский "клевер", он все еще машинально искал взглядом хотя бы один увядший от мороза лист. Но — тщетно. Природа оказалась скупой на такие подарки.

— И куда мы летим?

"Опять оно открыло свой рот!" — обреченно подумал Загорский, но вслух лишь ответил: — На Риадан.