Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.
Шрифт:
— Станок-то, я полагаю, им не понадобится…
— На чем же он печатать будет? Не понесет же все это в типографию?
— Я ему это и не разрешу, пока вы не посмотрите. А под мастерскую попросил он подвал особняка архиерея Троицкого.
— Это где Травицкий с Куравлевым экспериментировали?
— Они в самом доме орудовали, а ему нужен только подвал
— В особняке ведь протоиерей Полоцкий живет?
— Он вчера по указанию патриарха на три месяца со всей своей семьей в Киев убыл. Мы за это время собирались особняк как следует отремонтировать. В нем
— А подвал?
— Подвал добротный. В нем при архиерее Симеоне хранилось церковное вино и мед от собственных его пасек. Да еще свечи. Свечной завод Троицкого находился в то время на соседней улице. Богатый был архиерей.
— Вы не помните, Арсений Иванович, кто унаследовал его капиталы?
— Говорили, что дочь, проживавшая в ту пору в Париже.
— У архиерея — дочь?
— Незаконнорожденная, конечно. По завещанию ей будто бы все отошло…
— Откуда известно, что именно ей?
— Ходили такие слухи. Но может быть, и дочери никакой не было? За это ручаться не могу. Может, и капиталов больших не осталось, жил-то он на широкую ногу, вопреки духовному сану своему. А молва о зарытых где-то сокровищах его, не более как легенда. Кое-кто копался ведь и в подвалах и во дворе его жилища, да ничего не нашел.
— Нет ничего живучее легенд о кладах, — усмехается Дионисий. — Какие доводы не приводи, все равно находятся кладоискатели.
— Феодосий человек образованный и трезвый, ему никакие легенды голову не затуманят.
— Я бы этого не сказал, — с сомнением покачивает головой Дионисий. — Тайны «пришельцев» разве не своеобразные клады?
— Да, пожалуй… — соглашается отец Арсений, почесывая бородку.
13
На благовском вокзале Татьяну Петровну Грунину встречает Андрей Десницын и той же дорогой, какой ходил когда-то с Настей, идет с нею к Боярским, уже предупрежденным дочерью о приезде московской гостьи. Ему очень хочется спросить ее об Олеге, встретилась ли она с ним перед отъездом, но он не решается.
И вдруг Татьяна говорит:
— Чуть не забыла привет вам от Олега передать. От всех остальных тоже, но от него особенный. Так и просил сказать.
— Спасибо, Татьяна Петровна. И мне особенно приятно получить этот привет от него. Я больше дружу с Анатолием, и все считают, что мы с ним закадычные, как говорится, друзья. Но, знаете, мне с Олегом интереснее… Анатолий прекрасный человек, честный, смелый, отчаянный человек. С ним куда угодно и против кого угодно. Зато с Олегом можно о чем угодно… Извините, пожалуйста, что я так бестолково. Все никак не научусь говорить во весь голос, все кажется, что меня осуждает кто-то. По Фрейду, это «комплексом вины» называется. Ведь столько лет прожил зря…
— Ну, полно вам, Андрей Васильевич! — берет его под руку Татьяна. — Нашли же вы в себе силы порвать с прошлым.
— Какие там силы, Татьяна Петровна! Сейчас, во второй половине двадцатого века, это не подвиг. Вот если бы во времена Коперника или Галилея. А сейчас все это естественно, если ты неглуп и достаточно образован…
— По-моему, все гораздо сложнее.
— Сложнее у некоторых, а у большинства лишь по невежеству. Статистика тут говорит сама за себя. Верующих с высшим образованием буквально единицы, главным же образом малограмотные и неграмотные. И в основном люди пожилые, те, кому за пятьдесят и шестьдесят. А вы хвалите меня за то, что я порвал с религией в двадцать семь. Может быть, я страдаю не только «комплексом вины», но и «комплексом неполноценности», но мне до сих пор совестно признаваться, что я был когда-то кандидатом богословия…
— Вам эта тема, видно, не очень приятна, давайте тогда поговорим о другом. Вам пока ничего не удалось разведать о Вадиме? Может быть, мы идем не по тому следу?
— След верный, Татьяна Петровна. Мой дед беседовал вчера с ректором семинарии, и, судя по тому, что тот сказал о замыслах Телушкина (он тут отцом Феодосием прозывается), ему без Вадима Маврина не обойтись.
И Андрей рассказывает ей содержание вчерашней беседы Дионисия с ректором семинарии.
Слушая теперь Андрея, она думает об Олеге и вспоминает вчерашний вечер. Было все очень просто. Он позвонил, попросил разрешения зайти. Она согласилась. А когда Олег пришел, не дала ему рта открыть…
— Как же так, Олег, почему вы решили, что ваша рабочая профессия может меня шокировать?… Это неважно, от кого я узнала, важно и печально, что все это именно так.
— В общем-то, это не совсем так… Но все равно простите меня, ради бога!
— Прощу вас, пожалуй, но только потому, что и сама оказалась порядочной дурой. Я, конечно, и представить себе не могла, что у вас возникнут такие нелепые мысли. Думала ведь, что вас напугал мой возраст…
— Какой возраст, Татьяна Петровна? О чем вы?…
— Паспортный возраст, Олег. Вы ведь никогда не спрашивали, сколько мне лет, и считали, наверное, своей ровесницей…
— Да, я не спрашивал, это верно, но знал. В этом мне помог ваш школьный приятель Пронский…
— Я всегда считала его мелким негодяем! — невольно вырвалось у Татьяны.
— А я-то завидовал вашему самообладанию, — рассмеялся Олег. — И объективности. Зачем же так ругать ни в чем не повинного человека? Вы сами же сказали, что учились с ним в одном классе. Да и он этого не скрывал. Мог же я в связи с этим сообразить, что вы не должны быть моложе его на целых шесть лет? А возраст его мне был точно известен. Вот и вся его вина. Вы-то как могли подумать, что меня испугал ваш возраст?…
— Нет, Олег, я о вас никогда плохо не думала, просто сама боялась этой разницы лет…
Олегу казалось, что сейчас нужно что-то сделать, чем-то доказать ей свою любовь, но он побоялся оказаться в смешном положении — слишком привык все взвешивать, смотреть на себя со стороны, а надо бы, наверное, броситься к ее ногам, как в старинных романах…
К счастью, Татьяна сама все понимала и не нуждалась ни в каких его признаниях. И когда Олег взял ее за руку и попытался было что-то сказать, она ласково остановила его: