Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.
Шрифт:
— То-то и любопытно. Но вот мы уже и до улицы твоей дошли. Прощай, Авдий. Если что интересное узнаешь — не поленись сообщить.
17
Леонид Александрович Кречетов уже ходит в институт и собирается читать лекции. Он считает себя совсем поправившимся, хотя врачи все еще многого ему не разрешают.
А на душе очень тоскливо и одиноко. Он бодрится, шутит, но прежней уверенности в себе у него нет. И вообще пока ни одной интересной мысли в голове, зато чувство вины перед Варей и особенно перед ее Вадимом, растет с каждым днем.
И вот в один из этих мрачных для Кречетова дней приходит Настя Боярская! Леонид Александрович так обрадовался ей, что не сразу заметил, что она не одна.
— А я к вам с подругой, — говорит Настя, пропуская вперед Татьяну. — Это Татьяна Петровна Грунина, о которой мы так много вам говорили. Смотрите только не влюбитесь, в нее все знакомые мне мужчины влюблены.
— Ох, как бы я хотел в кого-нибудь или во что-нибудь влюбиться! — вздыхает профессор Кречетов.
— Не берите дурного примера с Вадима, Леонид Александрович, — смеется Настя. — Вот уж кто отрешился от мира сего!…
— Неужели нашелся наконец! — восклицает Кречетов. — А я ведь думал…
— Сами же меня когда-то учили, что никогда не нужно торопиться с выводами.
— Так ведь нет ничего легче, чем учить других, даже тому, чего сам не знаешь… Но что же мы стоим у дверей — прошу вас в кабинет. И пожалуйста, расскажите подробнее о Вадиме. Вы представить себе не можете, как я рад, что он нашелся!
— Хоть это моя специальность — разыскивать, — улыбается Татьяна, — но нашел его Андрей Десницын.
И Татьяна рассказывает профессору Кречетову все, что ей известно о Вадиме, не называет пока только подлинного имени «отца Феодосия».
— Мы пришли к вам, Леонид Александрович, посоветоваться, — заключает свой рассказ Татьяна.
— Не всякий ученый должен быть энциклопедистом, — усмехается профессор Кречетов, — а я к тому же совсем и не крупный. Но если что-нибудь космическое…
— Космическое, Леонид Александрович! «Пришельцы» нас интересуют. Инопланетяне, посетившие когда-то нашу Землю…
— Ну, в этом я совсем уж ничего не смыслю. С этим вам нужно бы к Иосифу Самуиловичу Шкловскому. Он крупный астрофизик, заведует одним из отделов Института космических исследований. К тому же часто выступает в печати по вопросам внеземных цивилизаций.
— Он, кажется, считает, что в нашей Галактике множество «технологических сверхцивилизаций»? — замечает Настя, читавшая когда-то книгу Шкловского «Вселенная, жизнь, разум», но успевшая основательно все забыть.
— Судя по последним его статьям, я бы этого не сказал. Он допускает, что для выживания разумных существ технологическая эра развития цивилизаций совершенно необязательна. Китай, например, в течение тысячелетия считал свою цивилизацию слишком совершенной, чтобы развиваться далее. Технологическая эра вообще может оказаться опасной для цивилизации. Она вызывает, к примеру, необходимость охраны окружающей среды.
— Но не грозит же нам это катастрофой? — спрашивает Татьяна.
— К сожалению, грозит. Мощность падающего на нашу Землю солнечного излучения составляет примерно десять в двадцать четвертой степени эргов в секунду. А уровень производства энергии земной цивилизации близок к десяти в двадцатой степени. Дальнейшее увеличение производства энергии на нашей планете может нарушить ее энергетический баланс, и тогда средняя температура Земли повысится на несколько градусов. Это вызовет таяние полярных льдов и другие катастрофические последствия.
— Вы думаете, что именно это могло погубить соседние космические цивилизации?
— Не обязательно это. Причин для гибели цивилизаций, идущих по пути технического развития, более чем достаточно. Но Шкловский берет и такие качественно различные этапы развития материи во Вселенной, как, например, «неживая материя — живая материя — естественная разумная жизнь — искусственная разумная жизнь». По этой схеме искусственный разум является высшим этапом развития материи во Вселенной.
— И это возможно? — удивляется Татьяна. Она уже слышала такие утверждения от Десницыных, но не очень поверила им.
— Многие ученые, особенно кибернетики, считают доказанным, что нет такого вида человеческой деятельности, которую не смогли бы выполнить электронные устройства, — отвечает за Кречетова Настя.
— Значит, то, о чем пишут фантасты…
— Да, все это в принципе возможно, — подтверждает Кречетов. — Во всяком случае, разбивая цивилизации на три типа, Шкловский относит нашу к первому. Затем следуют сверхцивилизации второго и третьего типов. Вот у третьего-то типа цивилизации он и допускает такое качественное изменение разумной жизни, при котором она может стать искусственной.
— Но ведь это трудно даже себе представить! — все еще недоумевает Татьяна.
— Да, нелегко, — соглашается Леонид Александрович, любуясь строгими, красивыми чертами лица Татьяны. Ему приятно беседовать с нею и объяснять то, что самому кажется не очень сложным. — Академик Колмогоров в своей книге «Жизнь и мышление с точки зрения кибернетики» очень правильно заметил, что в наше время страх перед тем, как бы человек не оказался ничем не лучше бездушных автоматов, делается психологическим аргументом в пользу таких идеалистических представлений, как витализм и иррационализм.
— Зато, — смеется Настя, — у искусственных цивилизаций отсутствуют, наверное, проблемы преступности…
— Но вернемся к главной теме, — перебивает ее профессор Кречетов. — Такие искусственные сверхцивилизации, по мнению Шкловского, могут быть обнаружены существующими астрономическими средствами. Однако этого не произошло, из чего он делает вывод, что либо наши критерии искусственности очень несовершенны, либо сверхцивилизации во Вселенной отсутствуют. И заключает скептически: «Увы, я склонен ко второму объяснению!»