Воскрешение Латунина
Шрифт:
– Значит, невозможно? – настаивал свое Ермолаев. – А если результат, так сказать, налицо?
– У! – хмыкнул академик. – С результатами у косенковцев всегда было просто. И дуб из ели рос, и кролики размером с быка рождались. Кажется, тогда Рипкин про кролика и рассказывал. Оживил одного, взял кость из жаркого – и оживил. Ничего кролик, видел его, симпатичный. Им бы всем, косенковцам этим, в цирке работать, а они, вот беда, в биологию подались. Значит, Илларион вам все это поведал?
– Угадали, – кивнул Премьер, – Рипкин поведал. Мол, взял специальный раствор, погрузил остатки клетчатки…
– Вот-вот, – подхватил Красиков, – побрызгали молодца живой водицей… В свое время, когда я был очень молодой и очень глупый, то копнул один такой фокус. Скандал, конфуз… Думал, восстановлю истину… Через месяц я уже был не доцентом Красиковым, а З/К номер Б-2541. Да-с…
– Ну, спасибо за консультацию, – молвил товарищ Ермолаев, вставая. – Только вот что, Сергей Анатольевич, вы по поводу нашего разговора… В общем, обо всех этих, гм-м, теориях пока не надо распространяться..
– Ни за что! – отрубил Красиков. – Такую галиматью пересказывать стыдно, батенька. А вы уж там скажите своим коллегам… со средним техническим образованием, что Илларион Рипкин как был жуликом, так и остался, ежели мелет такое на старости лет!
– А вы, Сергей Анатольевич, могли бы провести экспертизу подобного, гм-м, эксперимента?
– С удовольствием, – согласился академик. – У меня, так сказать, опыт. А, к слову, номер мой, Б-2541, мне сохранят? Или другой присвоят?
– Ну что вы! – возмутился Ермолаев. – В наше-то время! Ведь демократия… Гласность…
– А, тогда хорошо, – кивнул Красиков. – Но вы все-таки попросите, чтобы, если с нашей демократии заминка выйдет, мне бы номер прежний оставили. Привык, знаете, да и плохо на старости лет числа запоминаю…
В эту ночь Николай Иванович долго не мог уснуть. Его техническое образование, пусть и не среднее, как намекал сосед, а высшее, все же не позволяло судить о проблемах биологии. Но слова Красикова показались ему вполне убедительными. Тогда что означает вся эта комедия? И не пора ли принять меры, чтобы милейшему Сергею Анатольевичу не пришлось бы запоминать новый номер. Да и ему одному.
Глава 9
Между тем, с товарищем Латуниным, столь не вовремя воскресшим, нужно было что-то решать. Спрятав великого вождя на Ближней Даче под надежной охраной, товарищ Возгривин снабдил его необходимой подборкой литературы, дабы экс-диктатор вникнул в смысл происходящих в стране перемен, а затем отбыл к товарищу Мишутину за распоряжениями. Но Сергею Михайловичу было не до того – предстоял важный международный визит, и Председатель Главного Совета напряженно работал с товарищем Згуриди. Да и после личного контакта товарищ Мишутин не жаждал дальнейших встреч с воскресшим – фраза о карауле и кандалах несколько расстроила Председателя. Поэтому после некоторого размышления, товарищ Мишутин решил подключить свежие силы и пополнить чрезвычайную тройку новым членом, который и взял бы на себя все хлопоты, заменив Андрея Гавриловича, после всех этих событий всерьез разболевшегося.
Новым членом тройки стал Кузьма Самсонович Егоров – мужчина очень серьезный, редко улыбающийся и весьма твердый по части убеждений. В Главном Совете он занимался идеологическими вопросами, время от времени приводя в чувство излишне зарвавшихся представителей интеллигенции. Главный идеолог был еще относительно молод и судил о латунинских временах только по юношеским воспоминаниям.
– И что ты думаешь с ним делать? – спросил он у Сергея Михайловича, когда тот сообщил Кузьме Самсоновичу о новом поручении. «С ним» означало, естественно, с товарищем Латуниным.
– Подержим, собьем спесь и отправим жить на родину, в Южную республику. В прессе сообщим только о факте оживления, может быть, даже не называя имени. А будет бузить – думаю, найдем средства, – довольно решительно заявил товарищ Мишутин, помня о карауле и кандалах, обещанных персонально ему.
– Ну-у, нельзя же так! – протянул Кузьма Самсонович. – Подержать его, ясное дело, следует, но зачем так круто? Все-таки он был главой партии и страны. Представляешь, как это будет политически неправильно, если его, не дай бог, под суд? Да и вообще… У него огромный опыт, зачем же кадрами бросаться? Можно оставить его советником.
Товарищ Мишутин вновь вспомнил о кандалах.
– А то, что он сейчас шумит, – продолжал Егоров, – так это сгоряча. В его положении вообще спятить можно. Когда успокоится, надо с ним поговорить. А в дальнейшем сам увидишь, он будет полезен.
– А общественность? – резонно возразил Сергей Михайлович. – Представляешь реакцию?
– А мы на что? – отрезал Егоров. – Надо будет – редакторов заменим, вправим мозги писакам…
– Ты что! – неуверенно возразил Сергей Михайлович. – Мы же демократическое государство строим!
– А руководящая роль партии? – веско заметил Кузьма Самсонович. – Ты ведь сам всегда говоришь, что она должна возрастать. Как же можно потакать всяким там…
Возразить было нечего – ни упускать руководящую роль, ни тем более потакать, Председатель не собирался.
– А Латунин никуда не денется, – добавил товарищ Егогов. – Лаврентьева, слава богу, шлепнули, опереться ему не на кого, а партии он еще пригодится.
Сомнения у товарища Мишутина не рассеялись, но он все же решил предоставить Кузьме Самсоновичу свободу действий, доверяя его опыту и интуиции.
Товарищ Егоров не откладывал дела в долгий ящик. Он бегло просмотрел краткий биографический очерк Латунина, бережно хранимый все эти годы в кабинете, прочитал специально составленную справку о привычках и характере бывшего великого вождя, взял в буфете бутылку хорошего коньяка, по слухам весьма ценимого Никодимом Кесарионовичем, и с тем отбыл на Ближнюю Дачу.
Увидев Кузьму Самсоновича, Латунин, читавший журнал и, как в прежние годы, делавший пометки синим карандашом, встал и, улыбаясь, направился навстречу гостю.
– Товарищ Егоров? – приветливо спросил он. – Не ошибся? Здравствуйте, Кузьма Самсонович. Спасибо, навестили ссыльного.
– Здравствуйте, Никодим Кесарионович, – с достоинством поздоровался новый член тройки. – Разве вы ссыльный?
– Шучу, шучу! – вновь улыбнулся Латунин. – Разве можно на партию обижаться? Надо будет – поеду снова туда, куда царь меня посылал. Какие обиды? Заходите, гостем будете.
Товарищ Егоров проследовал в комнату и поудобнее устроился в предложенном любезным хозяином кресле.