Воскрешение на Ресуррекшн-роу
Шрифт:
— Обычно я не верю в совпадения, — произнесла она неохотно, — но, вероятно, они случаются. Остальные обитатели Парка вполне заурядны, каждый по-своему. Не могу сказать ничего плохого о лорде Сент-Джермине, но и не особенно его жалую, хотя именно он будет представлять наш билль в парламенте. Хестер — славная женщина, которая не унывает, хотя ей и живется не так уж сладко. У них четверо детей, имена которых я никак не могу запомнить.
Майор Родни — вдовец. Он не был на захоронении, так что вы его еще не видели. Кажется, он сражался в Крыму. Никто не помнит его жену, которая умерла тридцать пять лет назад. Он живет вместе со своими сестрами,
Карлайл — дилетант во всем. Довольно хорошо играет на фортепьяно. Пытался попасть в парламент, но не прошел. Чересчур радикален. Хочет реформ. Хорошая семья, старинное состояние.
Единственный, кто представляет интерес, — тот кошмарный американец, который купил дом номер семь. Вергилий Смит. — Веспасия высоко подняла брови. — Я вас спрашиваю: кто, кроме американцев, назвал бы ребенка Вергилием? Да еще при фамилии Смит! Уродлив, как страшный грех, и манеры соответствующие. Не имеет ни малейшего представления, как себя вести, какой вилкой когда пользоваться, как обратиться к герцогине. Он разговаривает на улице с кошками и собаками!
Питт и сам разговаривал с кошками и собаками и поэтому сразу же проникся симпатией к этому человеку.
— Он знал лорда Огастеса? — спросил он.
— Конечно, нет! Вы можете себе представить, чтобы лорд Огастес якшался с подобными людьми? У него не было воображения! — Ее лицо смягчилось. — К счастью, я слишком стара, чтобы беспокоиться о том, в какой компании меня видят, и Вергилий Смит мне нравится. По крайней мере, с ним не скучно. — Она многозначительно взглянула на Питта, и он понял, что его причисляют к той же категории людей, которые не принадлежат к светскому обществу, но искупают этот недостаток тем, что с ними не скучно.
В настоящее время Томас больше ничего не мог узнать от Веспасии, поэтому, поблагодарив ее за искренние ответы, откланялся. Сегодня вечером придется сказать Шарлотте, что Доминик Кордэ связан с этим делом, и ему хотелось подготовиться.
Шарлотта проявляла лишь поверхностный интерес к делу об осквернении могилы. Оно не имело отношения ни к кому из ее знакомых, в отличие от прошлогодних убийств на Парагон-уок. У нее было много работы по дому, а Джемайму одолевало безудержное любопытство, как только она пробуждалась. Шарлотта проводила полдня в домашних хлопотах, а вторую половину посвящала расшифровке дочкиных вопросов и ответам на них. Она инстинктивно понимала, что именно хочет сказать Джемайма, и четко произносила эти слова, а дочь старательно повторяла за ней.
К шести часам, когда Питт пришел домой, замерзший и промокший, она уже устала и, так же, как и он, рада была присесть. Муж рассказал ей все в уютной тишине, после обеда. Он долго обдумывал, подготовить ли сначала жену или выложить все начистоту. В конце концов его собственное нетерпение одержало верх.
— Я был сегодня у тетушки Веспасии. — Томас взглянул на Шарлотту, затем перевел взгляд на пламя в камине. — Это по поводу осквернения могилы. Она знает всех в Гэдстоун-парк.
Шарлотта ждала продолжения.
Обычно ему удавалось высказываться уклончиво, но на этот раз он не выдержал — слова просто просились наружу.
— С этим делом связан Доминик!
— Доминик? —
— Доминик Кордэ связан с Фицрой-Хэммондами. Лорд Огастес умер несколько недель назад; с тех пор его труп дважды отрывали из могилы и оставляли на видном месте: один раз — на козлах кеба, второй — на его собственной скамье в церкви. У его жены Алисии, теперь вдовы, есть воздыхатель, который ухаживает за ней какое-то время. И это Доминик Кордэ!
Шарлотта сидела очень тихо, мысленно повторяя его слова и пытаясь ухватить их смысл. Она месяцами даже не вспоминала Доминика, но теперь все ее юные мечты со всей их наивностью и пылом нахлынули с новой силой. Шарлотта почувствовала, как зарделась, и подумала, что лучше бы муж ничего не знал про ее влюбленность. Нужно было скрыть свою безрассудную страсть к другому мужчине, когда они впервые встретились с Питтом на Кейтер-стрит.
Потом до нее начала доходить вся чудовищность этого преступления. Томас сказал, что Доминик как-то с этим связан. Неужели он действительно считает, что Доминик имеет отношение к осквернению могилы? Она не могла вообразить такое: ему не хватило бы смелости на такую гнусность.
— Как именно связан? — спросила Шарлотта.
— Не знаю. — Голос Томаса звучал непривычно резко. — Полагаю, он собирается на ней жениться.
Впервые он неверно ее понял.
— Я имею в виду, каким образом он связан с делом об осквернении могилы? — пояснила Шарлотта. — Ты же не думаешь, что он способен на такое? Да и с какой стати ему это делать?
Питт сделал паузу и взглянул жене в глаза, пытаясь прочесть ее мысли. Насколько это для нее важно? Он увидел, как она залилась краской при упоминании имени Доминика, и ему стало не по себе. Такой неуверенности Томас не испытывал уже много лет — с тех пор, как его отец лишился работы и их семья вынуждена была уехать из большого поместья, где Питт родился и вырос.
— Я не думаю, что это сделал Доминик, — ответил он. — Но не исключено, что смерть лорда Огастеса не была естественной.
Кровь отхлынула от лица Шарлотты.
— Ты имеешь в виду убийство? — Во рту у нее пересохло. — Ты думаешь, Доминик мог его убить? О нет, я в это не верю! Я его знаю, он не… — Она замолчала, подбирая слова.
— Что «не»? — сухо спросил Питт. — Не способен убить?
— Да, не способен, — ответила Шарлотта. — Разве что он был напуган или убил случайно, в припадке ярости. Но если бы он это сделал, то потом признался бы. Он не смог бы жить с этим.
— У него такая чувствительная совесть? — саркастическим тоном осведомился Питт.
Шарлотту уязвила его резкость. С какой стати Томас так себя ведет? Неужели он вспомнил спустя столько лет ее глупую влюбленность и рассердился? Не может же он ставить ей в вину девичьи грезы? Шарлотта никого не мучила, кроме себя самой. Перед ней встало сейчас все, что случилось тогда на Кейтер-стрит. Даже Сара не знала о ее чувствах, а Доминик и подавно.
— У всех есть в душе такое, в чем мы предпочитаем не сознаваться, — тихо сказала она. — Доминику это также свойственно. Его недостатки — результат воспитания. Он с легкостью мог бы простить себе интрижку с горничной, потому что так поступает большинство джентльменов. Но убийство человека ради женитьбы на его вдове — совсем другое дело. Доминик никогда не смог бы оправдать себя в своих глазах. Совершив такое, он пришел бы в ужас. Вот что я имела в виду.