Воскрешение: Роман
Шрифт:
– Да вы все и сами увидите, – добавила она.
– Как же мы увидим? – спросил Фима. – Если нас туда не пускают.
– Своим ходом, – ответил кто-то, кажется Садовский. – Год за годом и доберетесь.
«Интересно, а что бы она сказала мне?» – неожиданно подумала Арина. Но потом Алиса повернулась лицом к зрителям и посмотрела на них прямым, пронзительным и неожиданно грустным взглядом. Ее грусть была столь отчетливой и глубокой, что Арина вздрогнула. Оглянулась на Митю, но, как ей показалось, он ничего не заметил. «Что же такое она знает о нас в будущем, – изумленно подумала Арина, – но не хочет рассказывать?» В ту же секунду остановила себя; это всего лишь фильм, выдумка, а она уже почти взрослая.
В середине восьмидесятых участились набеги гопников из-за Муринского ручья. Судя по слухам, подобное происходило много где еще; гопники стали все чаще покидать места своего привычного обитания в Купчине, Колпине, Веселом
С одиннадцати лет Митя и Леша ходили в ближайшую секцию дзюдо, куда Митю родители же и отправили. Ничего особенно опасного и уж тем более боевого там не было; в основном перехватывали и выворачивали руки, швыряли приятелей на маты, которыми был выстлан пол в спортивном зале, и тому подобное. Но реакцию это развивало, конечно, а когда участились набеги, то и уменьшало чувство беспомощности перед отдельными гопницкими группами, тем более что гопники были почти все прокуренные и упитые, в случае чего с дыхалки сбивались легко, так что если среагировать вовремя и рывком побежать, то они беспорядочно растягивались, и с каждым из них можно было выходить практически один на один. Хотя особых иллюзий по этому поводу у них не было; им быстро объяснили, что все эти «боевые искусства» всемогущи только в воображении обывателей, даже подпольное карате. На практике же против толпы гопоты с ножами мог помочь в основном пулемет, но пулеметов у них не было. А еще, как выяснилось, у этого была и обратная сторона; друг друга дзюдоисты воспринимали как своего рода военнообязанных. Так что когда произошла эта страшная история с изнасилованием, Лешка просто пришел к Мите и сказал, что зайдет в шесть. Но и сам Митя не протестовал, наоборот; в этой ситуации продолжать делать вид, что их это не касается, казалось ему отвратительным. Да и унизительным тоже.
– Что-нибудь с собой взять? – спросил он Лешку, когда тот за ним зашел.
– Не. Пиздить мы сегодня никого не будем.
– А куда?
– Познакомишься.
Оказалось, что уже некоторое время Лешкины друзья собираются в гаражах поближе к железнодорожному полотну. Поскольку гопники почти никогда не приходили без оружия, то и они изготовили запасец – ножи, напильники, нунчаки, заточенные трубы; а в гаражах и на пустырях учились ими лучше пользоваться. Нунчаки Митя так и не полюбил, уж больно гопницким оружием они были; но уметь их отбивать было необходимо. А еще нунчаки были палкой о двух концах; при всей их опасности, если не испугаться и отбить, хоть той же трубой, а еще лучше перехватить, то дальше можно было бить практически в упор. Кроме того, гаражи имели еще одно несомненное достоинство. Если разрозненные группы гопников сюда все же забредали, то отлавливали и мочили уже гопоту, да так, чтобы мало не показалось. Так что постепенно на пустырях в районе железнодорожных путей гопники перестали появляться. Пили в гаражах что попадалось. Те, кто помладше или послабее, часто пили «Солнцедар» или «Кагор», кто посильнее – только водяру; почему-то с тех пор, как Горбатый начал на водяру наезжать, ее стало сильно больше. Митю даже немного удивляло, где ее столько берут; все-таки несовершеннолетние как бы. Те же, у кого были родственники на Украине, приносили украинский самогон под названием «горилка». Некоторые пили с понижением градуса, для понта; сначала водяру, потом «Солнцедар», потом пивасик; в том смысле, что ничего с ними не будет. Иногда ничего и не было; чаще ходили блевать в кусты за гаражами. И ерша, конечно, пили тоже; как же без него. Часто пили водку с пепси-колой, которую почему-то делали на заводе посреди Полюстровского парка. Работягам можно было дать на лапу, и через заводской забор они передавали пепси целыми ящиками.
К Митиному удивлению, в гаражах было относительно много девиц, которых здесь в глаза и за глаза звали телками; даже девиц из соседней школы. Телки пытались пить как все или чуть меньше, как получалось; а вот пьянели быстрее. Просили научить их пользоваться оружием; их учили, но не совсем всерьез. Хотя они думали, что всерьез; очень этим гордились; ходили с заточенными напильниками, как какие-нибудь валькирии из Кировского театра. Но и обжимались здешние телки тоже охотно, практически со всеми, даже с Митей, который особо и не знал, что с ними делать. От большинства из них несло перегаром, так что целоваться с ними было не очень приятно, но нужно, иначе бы его застебали; тем более что в их с Арей продвинутой школе целоваться было особо не с кем или, по крайней мере, не очень реалистично. Но и в гаражах тоже, хотя по углам телки обжимались в открытую и даже с известным понтом, для большинства из них дальше этого дело не заходило. Те, кто постарше или кому не терпелось, выходили на улицу или шли в квартиры, если находились свободные; в квартирах не собирались, не пили, оружие не делали и уж тем более не хранили. Говорили, что со своими девками гопники трахаются на глазах у всех; так на то они и гопники, почти животные. Благодаря Лешке и знакомым дзюдоистам Митю приняли почти за своего, а вот он себя своим не чувствовал вовсе. А еще он постепенно начал сомневаться в том, что ершом и обжиманиями все не закончится, а ведь он приходил сюда не за этим.
Тем не менее после очередной стычки с гопниками все же забились на пустыре, который отделял их от новостроек за Муринским ручьем; и забились по-крупному. Митя думал, что заборзевшая гопота всерьез это не воспримет, и надеялся, что она отхватит вперед и с запасом; но они восприняли. Когда он увидел темную массу, которая перла на них в поздних сумерках с той стороны пустыря, в душе что-то екнуло. Когда-то дедушка говорил ему, что ничего не боятся только круглые дураки, и Митя повторил это самому себе; двинулся дальше. Довольно долго стояли друг напротив друга, осыпая оскорблениями, но все же не переходя к действиям; гопники грязно объясняли, как именно они собираются совокупляться с их телками. Митя вспомнил поцелуи в гаражах, пусть даже слюнявые и пьяные, и его стала охватывать ярость. Ему было приятно, что в долгу перед гопотой они не остались; Паша, бывший у них как бы за главного, объяснил гопоте подробно и в деталях, куда и как они будут иметь их блядей, а также их сестер, матерей и саму гопоту. Дальше все происходило быстро и сумрачно. Почти в полной темноте две толпы, вооруженные ножами, напильниками, заточками, трубами, нунчаками и обычными палками, рванули друг на друга, и все смешалось. Уже через несколько секунд Митя понял, как мало пользы было от четырех лет занятий дзюдо; так что он скорее бил во все стороны, стараясь не давать к себе подойти, нежели делал нечто особенно полезное для исхода свалки. Но все равно, кажется, к концу второй или третьей минуты ему от кого-то прилетело, и он вырубился. Потом увидел Лешку, бившего его по морде.
– Угомонись, – сказал он Леше. – Я в порядке.
Леша убежал назад, в сторону свалки. Совсем рядом выли ментовские сирены и вспыхивали мигалки; было видно, что народ начинает беспорядочно разбегаться по пустырям. «Сейчас я всей этой мрази выдам», – подумал Митя и снова потерял сознание. Очнулся он в грязи; в глазах все расплывалось, голова болела. Мигалки все еще вспыхивали, было похоже, что менты еще кого-то вяжут. Митя встал, повалился снова; начал медленно отползать подальше от мигалок. Как он добрался до дому, помнил смутно.
– Зацепился за что-то в темноте и навернулся в канаву, – сказал он родителям. – Все же раскопано, как после ядерной войны.
У него диагностировали легкое сотрясение мозга, но класть в больницу не стали. Через неделю разрешили вставать с кровати.
– Ты бы со своей неповоротливостью, – сказала мама, – поменьше шлялся по вечерам. Говорят, неделю назад была ужасная драка между шпаной. Откуда только они берутся. Хотя понятно откуда. Полгорода уже сплошная лимита. А ленинградцам, как и раньше, жить негде.
К счастью, как оказалось, ментам все-таки кто-то стукнул, и они появились почти сразу, как только началась массовая драка. Так что раненых было много, а убитых не было совсем. Леша получил две резаные раны и лежал в отделении травматологии детской больницы Раухфуса недалеко от площади Восстания. В первый же день, когда Мите разрешили встать, они с Арей поехали его навестить. Попросили у родителей денег; привезли ему два мешка сладостей и фруктов.
– Больно? – спросил Митя.
– А то.
– А ты?
– Фигня. Сотрясение.
– Я уж подумал, что ты дуба дал. Аж застремался.
Вышли на улицу Восстания, просторную, прямую, освещенную тем особым ленинградским архитектурным благородством, которое невозможно ни с чем перепутать.
– Это он тебя вытащил? – вдруг спросила Аря, как обычно без предисловий.
– Он.
– Значит, мы теперь оба навсегда его должники, – сказала она, подумав.
– Думаешь, я не знаю? Хотя ты-то здесь при чем.
Аря вскинулась, но промолчала.