Воскресные призраки
Шрифт:
Когда-то были планы: мы хотели жить просто, дорожа счастьем, которое строим друг для друга. Теперь всё иначе. Мне бы поучиться у любимой женщины, как правильно смотреть на действительность, выдавить из себя этого страшного зелёного человечка, чей голос я иногда слышу в минуты, когда становится совсем плохо.
Катя сжала мою руку маленькими горячими пальцами. Потом взяла ноутбук и написала женщине на
Катя спросила, можно ли связаться с ней по телефону. «Нет, – ответила женщина, – телефон муж забрал, а пароль от его компьютера я узнала случайно».
Подобных историй множество. Они случаются каждый день, а помогать мы, увы, способны единицам.
Откинув сомнения, я перевёл нужную сумму, а потом мы с Катей обсуждали, куда бы направить оставшееся. Решили, что будет лучше помогать адресно, не сбрасывая все средства в какой-либо фонд. Так у нас больше шансов держать руку на пульсе.
Близилась ночь. Катя ушла в спальню, я ещё немного посидел в сумерках и поработал. Очень скоро стабильный до сих пор ручеёк заказов иссякнет, и мы с Катей останемся в пустоте, как многие. Есть ли у нас план? Нет. Одно знаю: мы не перестанем помогать. Разве может быть иначе?
Я лёг на диван, чувствуя, что больше не могу сидеть, и стал погружаться в сон. Пока ещё был в сознании, вскоре ощутил Катю, которая пристраивалась рядом. Вытянув тело, она прильнула ко мне и спрятала своё лицо в моей груди. Её дыхание было раскалённым. Я подумал, что внутри моей любимой энергии больше, чем в целой вселенной.
Три года назад она потеряла маму, с которой была в самых нежных отношениях. Катя говорила о ней с таким восторгом и любовью, что я удивлялся, как такое ещё возможно в нашем мире. Её горе было огромным, но она училась жить с ним; нет, она не выстраивала стратегий, не ходила к специалисту за советом – её терапия была иного рода. Подобно ребёнку, Катя умела заглаживать и забывать травмирующий
Но иногда случались и срывы: боль находила лазейку, ударяя в самую уязвимую точку. Каждый раз я боялся, что уже ничего нельзя будет вернуть обратно, но нам везло.
Провалившись в сон, через какое-то время я услышал знакомый звук. Открыв глаза, резко сел, не сразу поняв, где нахожусь. В ноге отозвалась тянущая боль. Катя сидела на диване, сжавшись в комок, и плакала. Я потянулся к столику, зажёг лампу.
– Что? Что? Плохой сон? Опять?
Она подтянула колени к груди и уткнулась в них, плечи вздрагивали. Я сел рядом, обнял. Моё сердце стучало страшно, словно могло остановиться в любой момент.
– Плохой сон? – снова спросил я.
Катя сбивчиво объясняла, что устала бороться с чернотой вокруг себя. Тот светлый круг, который она отвоевала для нас, с каждым днём уменьшается, и она уже не знает, где взять силы сопротивляться.
– Однажды, закончив со всеми делами и приведя себя в порядок, я легла бы на кровать и ждала смерти. Мы с ней давние подруги. Ты знаешь.
Наша дочь Надя умерла во сне через три месяца после рождения. Мне приходилось заниматься всем, что было связано с похоронами, и те дни, вернее хаотичные воспоминания о них, я стараюсь держать от себя подальше. Катя просто лежала на кровати, отключившись от всего. Не пошла на кремацию. Когда я вернулся домой, держа в руках урну, лицо моё было чёрно-серым; помню, как посмотрел в зеркало в прихожей, не понимая, кто этот человек.
Возможно, моя смерть была куда реальнее, чем казалось. И если бы не Катя, которая протянула мне руку, сейчас я не рассказывал бы эту историю.
Помню, я стоял перед ней на коленях и плакал без слёз. Катя обнимала мою голову. Самые чёрные мои часы.
Надю похоронили рядом с мамой Кати: одна угасшая в сумраке душа рядом с другой. С той поры, хотя кому-то это и может показаться бредом, смерть превратилась в наш талисман, ангела-хранителя, подругу, которая невидимкой ходит по нашему дому, садится в кресло и долго смотрит за тем, что мы делаем.
Конец ознакомительного фрагмента.