Воскресшие боги
Шрифт:
В те дни герцог Миланский достиг высоты могущества. Из Франческо Сфорца, отважного романьольского наемника, полусолдата, полуразбойника, мечтал он сделаться самодержавным владыкой объединенной Италии.
"Папа -- мой духовник, император -- мой полководец город Венеция-мой казначей, король французский -- мой гонец",-- хвастал Моро.
Лодовико-Мария Сфорца, Англ, герцог Миланский (лат.), "Ludovicus Maria Sfortia, Anglus duxMediolani" ' -- подписывался он, производя свой род от славного героя Энеева спутника, Англа Троянского. Колосс, изваянный Леонардо,
Но, вопреки наружному благополучию, тайная тревога и страх мучили герцога. Он знал, что народ не любит его и считает похитителем престола. Однажды, на площади Аренго, увидев издали вдову покойного герцога ДжанГалеаццо с ее первенцем Франческо, толпа закричала; "Да здравствует законный герцог Франческо!"
Ему было восемь лет. Он отличался умом и красотою. По словам венецианского посла Марине Савуто, "народ желал его себе в государи, как Бога".
Беатриче и Моро видели, что смерть Джан-Галеаццо обманула их -- не сделала законными государями. И в этом ребенке вставала из гроба тень умершего герцога.
В Милане говорили о таинственных предзнаменованиях. Рассказывали, будто бы ночью над башнями замка являются огни, подобные зареву пожара, и в покоях дворца раздаются страшные стоны. Вспоминали, как у ДжанГалеаццо, когда он лежал в гробу, левый глаз не закрывался, что предвещало скорую кончину одного из его ближайших родственников. У мадонны дель Альбере трепетали веки. Корова, принадлежавшая одной старушке за Тичинскими воротами, отелилась двухголовым теленком. Герцогиня упала в обморок в пустынной зале Рокетты, испуганная привидением, и потом не хотела об этом говорить ни с кем, даже с мужем.
С некоторых пор почти совершенно утратила она шаловливую резвость, которая так нравилась в ней герцогу, и с недобрыми предчувствиями ожидала родов.
Однажды, декабрьским вечеров, когда снежные хлопья устилали улицы города, углубляя безмолвие сумерек, Моро сидел в маленьком палаццо, который подарил своей новой любовнице, мадонне Лукреции Кривелли. Огонь пылал в очаге, озаряя створы лакированных дверей с мозаичным набором, изображавшим перспективы Древних римских зданий,--лепной решетчатый переплет потолка, украшенный золотом, стены, покрытые кордуанскими кожаными златотиснеными обоями, высокие кресла и рундуки из черного дерева, круглый стол с темнозеленою бархатною скатертью, с открытым романом Боярдо, свитками нот, перламутровою мандолиною и граненым кувшином Бальнеа Апонитана -- целебной воды, входившей в моду у знатных дам. На стене висел портрет Лукреции, кисти Леонардо.
Над камином в глиняных изваяниях Карадоссо порхающие птицы клевали виноград, и крылатые голые дети-не то христианские ангелы, не то языческие амуры -- плясали, играя святейшими орудиями страстей Господних-гвоздями, копьем, тростью, губкою и терниями; они казались живыми в розовом отблеске пламени.
Вьюга выла в трубе очага. Но в изящном рабочем покое -- студиоло все дышало уютною негою.
Мадонна Лукреция сидела на бархатной подушке у ног Моро. Лицо ее было печально. Он ласково пенял ей за то, что она давно не посещает герцогини Беатриче.
– - Ваша светлость,-- молвила девушка, потупив глаза,-- умоляю вас, не принуждайте меня: я не умею лгать...
– - Помилуй, да разве это значит лгать?--удивился Моро.-- Мы только скрываем. Не хранил ли сам Громовержец любовных тайн своих от ревнивой супруги? А Тезей, а Федра и Медея -- все герои, все боги древности? Можем ли мы, слабые смертные, противиться власти бога любви? К тому же тайное зло не лучше ли явного? Ибо, скрывая грех, мы избавляем ближних от соблазна, как того требует христианское милосердие. А если нет соблазна и есть милосердие, то нет зла, или почти нет...
Он усмехнулся своей хитрой усмешкой. Лукреция покачала головой и посмотрела ему прямо в глаза, немного исподлобья -- строгими, важными, как у детей, и невинными глазами.
– - Вы знаете, государь, как я счастлива вашей любовью. Но мне иногда хотелось бы лучше умереть, чем обманывать мадонну Беатриче, которая любит меня, как родную...
– - Полно, полно, дитя мое!--молвил герцог и привлек ее к себе на колени, одной рукой обвив ее стан, другой лаская черные блестящие волосы с гладкими начесами на УШИ, с нитью фероньеры, на которой посередине лба блестела алмазная искра. Опустив длинные, пушистые ресницы -- без упоения, без страсти, вся холодная и чистая -- отдавалась она его ласкам.
– - О, если бы ты знала, как я люблю тебя, мою тихую, смиренную-тебя одну!--шептал он, с жадностью вдыхая знакомый аромат фиалок и мускуса.
Дверь открылась, и, прежде чем герцог успел выпустить девушку из объятий, в комнату вбежала испуганная служанка.
– - Мадонна, мадонна,-- бормотала она, задыхаясь,-- там, внизу, у ворот... о. Господи, помилуй нас, грешных...
– - Да ну же, говори толкомпроизнес герцог.-- Кто у ворот?
– - Герцогиня Беатриче! Мoрo побледнел.
– - Ключ! Ключ от других дверей! Я задним ходом через двор. Да где же ключ? Скорее!..
– - Кавальеры яснейшей мадонны стоят и у заднего хода!--в отчаянии всплеснула руками служанка.--Весь дом окружен...
– - Западня!--произнес герцог, хватаясь за голову. И откуда она узнала? Кто мог ей сказать?
– - Никто, как мона Сидония!--подхватила служанка.-- Недаром проклятая ведьма шляется к нам со своими снадобьями и притираниями. Говорила я вам, синьора берегитесь...
– - Что делать. Боже мой,-- лепетал герцог, бледнея.
С улицы слышался громкий стук в наружные двери дома. Служанка бросилась на лестницу.
– - Спрячь, спрячь меня, Лукреция!
– - Ваша светлость,-- возразила девушка,-- мадонна Беатриче, если подозревает, велит весь дом обыскать. Не лучше ли вам прямо выйти к ней?
– - Нет, нет. Боже сохрани, что ты говоришь, Лукреция! Выйти к ней! Ты не знаешь, что это за женщина! О, Господи, страшно подумать, что из всего этого может произойти... Ведь она беременна!.. Да спрячь же меня, спрячь!..
– - Право, не знаю куда...
– - Все равно, куда хочешь, только поскорее! Герцог дрожал и в это мгновение похож был скорее на пойманного вора, чем на потомка баснословного героя, Англа Троянского, Энеева спутника.