Восьмая горизонталь
Шрифт:
«Надо же, два с половиной часа сидим, – подумал Гуров, – а мне показалось, что и получаса не прошло. Как мне еще использовать информацию по Слонову?.. Ага, кажется, есть идея!»
Но делиться своей идеей с Крячко и генералом Лев Иванович пока не спешил. Да и не получилось бы поделиться: Петр Николаевич отвлекся на дело, не терпящее отлагательства.
– Мне пора кормить птицу! – решительно сказал начальник Главного Управления уголовного розыска МВД РФ генерал-лейтенант Орлов. – Капитан Флинт должен питаться по часам. В строго определенное время.
– И помрет, а ты этого не переживешь, – съязвил Станислав, но наткнулся на такой яростный взгляд Петра Николаевича, что тут же увял.
– Да шучу я, Петр! – робко попытался оправдаться Крячко. – Твоя канарейка всех нас переживет.
– Я таких шуток не понимаю! – яростно рявкнул генерал. – И прошу впредь так не шутить! Живодерские, видишь ли, шуточки! И не канарейка, а кенар, сколько раз тебе говорить! Сам ты канарейка… Переведу в ППС, там канареек вдосталь насмотришься.
Тонкость генеральской реплики заключалась в том, что «уазики» патрульно-постовой службы, ППС, желтые с синей полосой, издавна получили в народе прозвище «канареек».
Возмущенно сопя, Петр Николаевич открыл встроенный сейф швейцарского производства, запиравшийся кодовым замком, и достал с нижней полки два пакетика специального обогащенного канареечного корма и пластиковую бутылку с особой деминерализованной витаминной водой. Корм и воду генерал приобретал за сумасшедшие деньги в специализированном птичьем зоомагазине на Воздвиженке. Орлов не доверял этих покупок никому, даже Верочке. Вдруг ошибется, возьмет набор для волнистых попугайчиков?! И что тогда может случиться?! Кенар – птица нежная, долго ли его сгубить!
На верхней полке сейфа лежало личное оружие генерала Орлова – длинноствольный «магнум-357» и три запасные обоймы к нему. Правда, использовать в деле эту великолепную машинку Петру Николаевичу давненько не доводилось… Так, раз в две недели, в подвальном служебном тире, чтобы форму не потерять. Конечно, стрелял Орлов несколько хуже Гурова, который с пятидесяти метров попадал в спичечный коробок. Но куда лучше, чем Крячко.
Орлов подошел к стоявшей на особом столике в дальнем углу кабинета громадной – беркуту впору! – клетке, провел пальцами по прутьям:
– У-тю-тю, мой хороший! Ужинать пора!
Капитан Флинт приветствовал своего хозяина роскошным тремоло и бодро запрыгал с жердочки на жердочку. Сейчас он, как никогда, напоминал лимончик с лапками, клювиком и парой черных бусинок-глаз.
Освободился Орлов лишь через четверть часа, заполнив две кормушки и поилку, а также собственноручно вычистив поддон клетки в служебном туалете, примыкавшем к генеральскому кабинету. В знак признательности Капитан Флинт дважды тихонечко клюнул Петра Николаевича в ладонь. На лице генерал-лейтенанта в эти мгновения цвела совершенно блаженная улыбка.
– Ага, – завистливо прошептал Крячко, обращаясь к Гурову и постаравшись, чтобы генерал шепот расслышал, – как своего пеликана кормить, так Петр тут как тут. «Ужинать пора…» А мы хоть с голоду подыхай! Нет, ей-богу, я ревную. Запустить, что ли, Петру в кабинет бродячую кошку с ближайшей помойки? Втихаря… Кто-то тогда точно поужинает.
Тут уж Орлов не выдержал, рассмеялся. Добился-таки Станислав своего.
– Я тебя, пан Крячко, самого без скафандра в космос запущу, – прокряхтел Петр Николаевич и нажал кнопку селектора. – Вера! Будь любезна, спустись в столовую и организуй что-нибудь к кофе. Типа пирожков, бисквитик какой-нибудь. Что? Поздно уже? Плохо дело, тут Станислав Васильевич того и гляди до людоедства докатится. А! Ну, спасибо, славная ты моя!
Через пять минут Верочка внесла в кабинет три чашки отличного «Сантоса» и блюдо с ватрушками. Печево было ее собственного изготовления. Вера старалась подкармливать своего шефа и постоянно приносила из дома что-нибудь вкусненькое для любимого начальника.
– Никаких новых мыслей относительно странной картинки с двумя пиками не возникло? – спросил у Льва генерал, когда с ватрушками было покончено и довольный Крячко вновь оказался под форточкой с дымящейся сигаретой в руке. Гуров травиться отказался. – А у тебя, юморист?
Гуров пожал плечами, Стас отрицательно покачал головой.
– Вот и у меня тоже, – с досадой сказал Орлов. – Равно как и у тех парней из нашего Управления, которых я к этому делу подключил. Только руками разводят. Красное с белым, две черные фиговины по центру… Ничегошеньки им эта карточная символика не говорит. Но ведь что-то этот кусок раскрашенного картона значит, точнее, означает? Не просто же так Слонов, уже с переломанной рукой, его Таганцеву на грудь положил! Это в показаниях студентов четко отражено. Смотрите: заточку выронил, даже не подобрал, хоть не мог не соображать, какую улику оставляет. А про картонку помнил, несмотря на боль в сломанной руке. И фотография сделана так, – вы обратили внимание? – что картонка на груди убитого Таганцева буквально бросается в глаза.
– Надо понимать, – сказал Станислав, – предполагаемому заказчику картонка была очень важна.
Гуров прикрыл глаза. Он словно бы на несколько секунд отключился, мысленно покинул кабинет Орлова, перестал слышать диалог Петра Николаевича и Станислава. Лев мысленно вернулся к тому, что происходило пять с половиной часов назад, когда он принимал по описи вещдоки в Тимирязевском РОВД. Что-то тогда чиркнуло по краю его сознания, обратило на себя внимание, вызвало любопытство.
Что же? А ну-ка, попробуем вспомнить…
Одной из самых сильных сторон мышления Льва Ивановича Гурова была способность к неосознанному наведению мостов между внешне совершенно разнородными фактами и понятиями к сложной и многосторонней ассоциативной перекличке. Такое мало кому дано.
Это не являлось его заслугой, это было даром, талантом. Прежде всего именно это, а вовсе не высокого уровня интеллект и, тем паче, не умение попадать из любимого «штайра» в спичечный коробок с пятидесяти метров делало Гурова сыщиком суперкласса.