Восьмое Небо

Соловьев Константин Сергеевич

– Я передам, - Корди уныло поковыряла палубу носком ботинка, - Ну, я пошла варить акулье зелье, да?

– Иди, иди, рыбешка… - Дядюшке Крунчу было не до нее. Он вновь приставил бесполезную подзорную трубу к объективу глаза и принялся всматриваться в стремительно темнеющее, обложенное серыми и темно-синими облаками небо.

Соскочив в несколько легких шагов с квартердека, Корди прошипела под нос:

– «Малефакс»!

– Я здесь, юная ведьма, - он опять ухмылялся, - Что тебе нужно от презренного корабельного духа?

– Зачем ты это сделал? – едва не простонала она.

– О чем ты? – при желании гомункул мог валять дурака ничуть не хуже Габерона.

– О зелье! О чертовом акульем

зелье! Ты же знаешь, что я не умею его варить!

Усмешка гомункула пощекотала ее пушистым хвостом по щеке и подбородку.

– Поверь мне, это сущая ерунда. Раз уж мы с тобой справились с зельем для топки, то и акулье зелье уж как-нибудь сообразим, а?

Надежда зажглась в сердце Корди крошечным отблеском маяка в штормовой ночи.

– Ты знаешь рецепт?

– Я знаю все, - высокомерно заявил «Малефакс», - Ну или, по крайней мере, достаточно, чтоб ты не угодила впросак. Записывай, для десяти галлонов акульего зелья нам потребуется коум [87] чешуи форели, высушенной три месяца, но только коричневой, желтую надо отобрать. Три минима [88] апрельской бури. Тройская унция измельченных костей угря. Два скрупула [89] утренней росы, собранной с дубовой доски. Дыхание лентяя – около двух потлов [90] . Так, что еще… Восемь жидких унций китового жира, но только не прогорклого. Две трети джилла [91] слез моллюска. Настоянный запах чайной розы, выдержанный не меньше года. Утренний сквозняк из графской спальни. Пинта подкисшего молока.

87

Коум – староанглийская мера для сыпучих тел, приблизительно 145 дм^3

88

Миним – английская аптечная мера для жидкостей, приблизительно 0,05 мл.

89

Скрупул – мера

90

Потл – староанглийская мера жидкости, приблизительно 2,27 л.

91

Джилл – староанглийская мера жидкости, приблизительно 0,14 л.

Корди чуть не взвыла.

– Помедленнее! Ты же знаешь, я терпеть не могу этих академических словечек! Унции, джиллы, потлы…

«Малефакс» приподнял бровь. Корди ощутила это как скользновение прохладного ветерка по щиколотке.

– Но ты же ведьма. Ты должна знать академическую систему мер – сыпучих, жидких и твердых. Ты должна знать алхимические наименования всех препаратов и основы молекулярного строения.

По языку разлилась такая тошнотворная кислота, словно Корди сама выпила пинту подкисшего молока. Или даже целый галлон.

– Ты же знаешь, - пробормотала она, глядя за борт, где мерно колыхались багровые облака, - Никакая я не ведьма. Я источник неприятностей и уничтожитель всего ценного. Я умею только превращать хорошие вещи в марципан, бисквит и крем-брюле. Мне в жизни не сварить акульего зелья.

– Мы сварим его вместе, юная ведьма, - пообещал «Малефакс», - Это будет нашим секретом.

Корди улыбнулась, отчего противный вкус во рту растворился без следа. Как там говорила мама, хорошая улыбка может скрасить даже вчерашний рыбный суп... В этом она была права. От искренней улыбки во рту

появляется привкус миндаля, мяты и корицы.

– Принимаю вашу помощь, милорд, - Корди сорвала шляпу с огромными полями и торжественно расшаркалась посреди пустой палубы, - Кажется, у нас с вами уже прилично накопилось секретов, а?

За ее спиной раздался приглушенный звук, похожий на хлопок запутавшегося в парусине ветра. Или чей-то негромкий вздох.

* * *

– Я думал, мы собираемся варить акулье зелье.

– Так и есть.

– Ты уверена, что капитанская каюта подойдет для этого наилучшим образом?

Корди смутилась и намотала на палец первый попавшийся хвост, скрепленный бечевкой.

– Я… случайно.

– Случайно можно перепутать нижний фор-марсель с верхним. Или левую ногу с правой, - «Малефакс», кажется, откровенно забавлялся, наслаждаясь ее замешательством, - Но случайно оказаться в капитанской каюте?..

– Дверь была приоткрыта, - попыталась оправдаться Корди, - А я пробегала мимо. Ну и…

– Ну и залезла в каюту Ринриетты, понимаю, - гомункул ухмыльнулся столь явственно, что у Корди даже кожу защипало, - Что ж, не могу тебя винить, юная ведьма. В прошлом тебе, кажется, не раз приходилось оказываться где-то по чистой случайности, просто пробегая мимо…

Это уже было нарушением правил.

– «Малефакс»! – Корди сжала кулаки, оглядываясь, но ни единой точки для их приложения вокруг не было – в капитанской каюте она была единственным живым существом.

Очень глупо молотить кулаками пустоту, даже если это – насмешливая, ехидная и обладающая самым коварным нравом пустота.

– Извини, я перегнул палку, - вздох гомункула прозвучал почти искренне, - Не думал, что ты отличаешься такой чувствительностью, Сырная Ведьма.

Последние слова «Малефакса» прозвучали так резко, что у Корди перехватило дыхание. Так бывает, если сунуть нос в склянку с перцем и неосторожно понюхать.

– Не называй меня так.

– Тысяча извинений, юная ведьма. Ого, как сверкают у тебя глаза. Готов поспорить, был бы я материален, ты уже превратила бы меня в сливочное мороженое.

– Я не хотела сюда заходить, честно, - Корди стерла палубную сырость с лица рукавом рубашки, - Просто я… Кажется, я уже скучаю по Ринни. И не говори, что ты не скучаешь!

– Она покинула борт всего шесть часов назад.

– Я знаю. Но мне кажется, словно уже прошло шесть дней.

В капитанской каюте царил ровно тот же порядок, что обычно. А точнее, крайне странное сочетание педантичного порядка, от которого за милю пахло университетом Аретьюзы, с самым бессмысленным и хаотическим беспорядком, который только можно вообразить. Аккуратно разложенные книги соседствовали с грозными саблями и хищными рапирами, разбросанными по всей каюте. Навигационные справочники лежали на клавесине ровными стопками, вполне органично соседствуя с ореховой скорлупой и пустыми консервными банками, а пустой аквариум, как и прежде, составлял единую композицию с тщательно смазанным мушкетоном и кипой дамских журналов. В углу обнаружилась бочка с кривой надписью «ПЫЛЬЦА ФЕЙ И ОКУЛЬИ ЖУБЫ НЕПРЕКАСАТСЯ. КОРДИ», при виде которой ведьма ухмыльнулась.

– Так вот куда я ее дела…

Единственными предметами в сложной обстановке капитанской каюты, разложенными в безукоризненном порядке на столе, были навигационные приборы. Видимо, сказалась суровая школа Дядюшки Крунча и Пиратский Кодекс. Корди не без благоговения взяла капитанский секстант – он всегда восхищал ее своим строгим изяществом, свойственным только очень сложным инструментам, выгнутой серебряной шкалой и миниатюрными слюдяными глазками-линзами. Рассеянно вертя его в руках, Корди застыла посреди каюты, забыв про акулье зелье.