Восьмое Небо
Шрифт:
– Слишком острый курс, как бы не расшибиться о чертов остров… Тренч, лавировка, чтоб тебя! На подветренную сторону! Отпусти стаксель, приятель, тебе нужен грот... Вот так хорошо. Я снижаю высоту, готовься к хорошему правому галсу. Да, мы уже возле острова, я вижу его верхушку…
Ринриетта хотела спросить, каким образом он видит что-то почти в кромешной тьме, но не успела, потому что прямо по курсу и сама увидела очертания Сердца Каледонии. Смутные, как силуэт бредущего в тумане кита, но вполне явственные. Огромный кусок тверди, парящий в небесном океане, с острыми гранями королевского дворца на вершине и массивной
– Эй, что с тобой? – Шму бесшумно очутилась рядом с Корди и положила руки ей на плечи.
В том, что Корди выглядела подавленной, не было ничего странного. Мыслями Сырная Ведьма сейчас должна была быть с Мистером Хнумром – перепуганным, одиноким и брошенным своими хозяевами. Соленая треска, это кого угодно выбило бы из колеи! Однако немногим позже Ринриетта поняла непривычную обеспокоенность Шму – Корди выглядела не просто расстроенной или испуганной, а необычно опустошенной. Она сжалась между банками, обхватив руками колени и что-то нечленораздельно бормотала. Взгляд ее обычно ясных глаз пьяно плавал – словно ведьма успела опрокинуть в себя целый бочонок «Глотка Бездны».
– Корди! Что с тобой?
Лицо Корди напряглось, глаза на секунду стали привычными.
– Ох… Запах, Ринни. Он какой-то… Как дурно. Голова кружится. Я…
Если бы не заботливая Шму, она растянулась бы на дне швертбота. Ринриетта нахмурилась. Смрад и в самом деле был необычайно силен, но через какое-то время нос привыкал к нему. И уж, конечно, он не был настолько силен, чтоб заставлять лишиться чувств.
– Чары! – хрипло бросил Габерон, ворочая румпель, - Корюшка же ведьма. Она восприимчива к энергии чар.
– Но «Малефакс» куда чувствительнее! «Малефакс», ты что-то чувствуешь?
Гомункул необычно долго молчал, а когда наконец заговорил, в его голосе зазвенел несвойственный ему восторг:
– Ну разумеется, чувствую! Чувствую, как прекрасно идти по свежескошенному лугу! Как прохладные росинки покрывают мои обнаженные плечи! Как прелестно стрекочут в траве юные сазанчики!
Ринриетта машинально встряхнула бочонок, служивший вместилищем его сути, точно бутылку вина, но это не оборвало поток бессвязного лепета, лишь приглушило его. Он вдруг зашелся детской песенкой, неприятно хихикая в конце каждой строфы:
– Десять карасей отправились обедать.
Один поперхнулся – и их осталось девять.
Девять карасей, поев, клевали носом
Один не смог проснуться, и их осталось восемь
Восемь карасей играли за бортом
Один вцепился в ванты - остались всемером
– Рыба-дьявол! На этот раз ты действительно выбрал не самый подходящий момент, чтоб поупражняться в парадоксах, «Малефакс»!
– Он и не упражнялся, - пробормотал Тренч, - Он словно… пьян. Мы с Габероном уже видели такое прежде.
Габерон кивнул.
– На борту «Барракуды». Тамошний голем тоже нес околесицу. Но мы погрузились футов на триста в Марево, так что ничего удивительного.
– Но мы-то в пяти тысячах футов над Маревом!
– Я и не пытаюсь
«Малефакс» вдруг расхохотался, да так, что Ринриетта от неожиданности вздрогнула.
– Глупая девчонка! – загрохотал он неестественным голосом с плавающими нечеловеческими модуляциями, - Неужели ты еще не поняла? Ты плохо кончишь, капитанесса! Ставрида! Законы жанра! Роза уже соткала для тебя ветер. Ветер, ведущий в могилу! Оно и верно. Слишком нелепый персонаж - такие не выживают. Последний акт. Тертая морковь! Неужели ты не чувствуешь? Одиночка, бросивший вызов могущественной силе, не может выжить. Все предопределено. Хороший трагический персонаж, которому нет места в новой жизни. Ты просто не хочешь смириться…
Гомункул нес полную бессмыслицу, как и положено отравленному Маревом существу, но Ринриетта отчего-то ощутила липкий сквознячок между лопаток. Некоторые слова, если смешать их друг с другом, могли прозвучать почти осмысленно, но все вместе рождало ужасную абракадабру.
Ринриетта протянула было руки, чтоб набросить на опьяненного «Малефакса» запасной парус, но не успела. Потому что прямо по курсу вдруг выступил из черных облаков бок острова. Обрывистый, острый, он был серого цвета и, может из-за этого, казался стальным. В нем было что-то зловещее. Чужое. Наполненное гудящими недобрыми чарами. Пугающее.
– Это Ройал-Оук? – Габерон и сам пристально вглядывался вперед, - Что за чертовщина, он как будто бы движется… Может, мне это мерещится?
– Он движется, - подтвердил напряженно Тренч, - И прямо на нас.
– Уходите! – вдруг пронзительно закричала Корди, вскакивая, - Вы еще не поняли? Это же он! Назад, Габби!
Ринриетта почувствовала изморозь на щеках.
– Обратный курс! – приказала она отрывисто, - Сброс высоты! Уходим!
Слишком поздно. Она поняла это еще до того, как закричала ведьма. Поняла, но не смогла заставить собственные голосовые связки отреагировать. А теперь…
Клубящиеся черные облака вдруг отхлынули в разные стороны, оставляя острый треугольный просвет – словно кто-то хватил по самому небесному океану острым ножом, вырезав приличный кусок. В этом просвете двигалось что-то огромное и серое, то, что она сперва приняла за остров. Но это не был остров.
Это был «Аргест».
* * *
«Аргест» надвигался неумолимо и стремительно, как грозовой фронт. Он сам походил на дредноут, вышедший из тяжелого боя – бронеплиты на боках потрескались и перекосились, образовав подобие шершавой акульей шкуры, но в проломах не было видно внутренних переборок и отсеков. Оттуда тянулись, раскачиваясь на ветру и чертя в воздухе причудливые фигуры, огромные черные щупальца. «Аргест» уже не был кораблем. Но не был он и живым существом. Он стал чем-то большим, поняла Ринриетта, не в силах оторвать взгляда от шествующей сквозь океан серой громады. Чем-то большим, чем существо одного из двух миров. Она чувствовала пульсирующую в нем магию – точно где-то совсем рядом работала огромная невидимая машина, насыщавшая воздух едким выхлопом своих раскаленных внутренностей.