Восьмое Небо
Шрифт:
Чудовище из металла и плоти. Оно напоминало щуку, растерзавшую карася – от него пахло свежей кровью и порохом, но оно все еще было голодно и шло вперед нетерпеливо, резко, точно высматривая добычу. И двигалось оно слишком целеустремленно, чтоб можно было подумать, что оно делает это вслепую.
– Горелые оладушки, - у Корди подогнулись ноги, - Какое же оно… Какая же она…
Ведьма могла не продолжать – в словах уже не было необходимости. «Аргест» шел прямиком к ним, разрывая ткань неба, точно огромная серая торпеда. Его щупальца переплетались, чертя страшные
Какой-то невидимый штурман, хладнокровно сопоставив скорость и сделав все вычисления, мысленно доложил Ринриетте то, что она и так поняла мгновенно, едва лишь увидев стальное чудовище в разрыве облаков: не успеть. Никак не успеть. Даже если развести пары и выдать тридцать узлов, даже если…
– АЛАЯ ШЕЛЬМА И ОБОРВАНЦЫ, ИМЕНУЮЩИЕ СЕБЯ ПАТОЧНОЙ БАНДОЙ!
Это было похоже на порыв ветра чудовищной силы. Ветра, который нес в себе тяжелый запах разложения, точно дул со стороны острова, заваленного мертвыми коровьими тушами. Этот ветер бил наотмашь, оглушая и вышибая из онемевшей головы все прочие мысли. Голос не был человеческим, поскольку даже не пытался имитировать человеческих интонаций. Но он был его подобием, грубым и уродливым – как подобие игры на арфе существа, которое цепляет струны зазубренными скрежещущими когтями.
– ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ. БЕГСТВО НЕ ПРИЧИНИТ ВАМ НИЧЕГО КРОМЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ СТРАДАНИЙ.
Паруса швертбота угрожающе затрещали, едва сдержав этот порыв. У Ринриетты потемнело перед глазами. Этот голос не просто оглушал, он отравлял все, с чем соприкасался, от него голова начинала казаться пустой чугунной чушкой, наполненной сырым и липким варевом. Его свист напоминал скользящее в потоке ветра лезвие, уже обагренное чьей-то запекшейся кровью.
– Я… Я знаю этот голос, - прошептала вдруг Шму, съежившись на дне швертбота, - На Эребусе.
– Да, это он, - хладнокровно кивнула Ринриетта, - Новый владелец «Аргеста» - «Барбатос».
Габерон выпустил из рук румпель и с фальшивой беззаботностью отряхнул ладони.
– Что ж, теперь мы, по крайней мере, знаем, отчего сошел с ума «Малефакс». Это не Марево. Он опять сошелся в невидимом бою с «Барбатосом». И, судя по всему, опять проиграл.
– Севрюжьи спинки, - с неожиданной нежностью пробормотал гомункул, - Они невероятно хороши с бальзамическим укусом и стручками фасоли…
– ВПРОЧЕМ, ЕСЛИ ХОТИТЕ, МОЖЕТЕ ПОПЫТАТЬСЯ СБЕЖАТЬ. МНЕ ДОСТАВИТ НЕСОИЗМЕРИМОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ РАЗДАВИТЬ ВАС ВМЕСТЕ С ЛОДКОЙ, ТАК ЧТО ОСТАНУТСЯ ЛИШЬ ЛИПКИЕ КОМКИ, КАК ОТ ВОДОРОСЛЕЙ.
– Не убежать, - спокойно констатировал Тренч, запахивая полу плаща.
– Нет, - согласилась Ринриетта, - Мы и не станем.
Она вышла на нос швертбота и, заложив руки за спину, крикнула в сторону быстро приближающегося «Аргеста».
– Милый корабль, мистер Роузберри! Последний раз я видела что-то такое, когда меня стошнило несвежими моллюсками!
«Аргест» увеличивался с каждой секундой – и продолжал увеличиваться даже после того, как заслонил все небо. Не корабль, не остров – исполинское чудовище, движущееся вопреки всем мыслимым законам Розы
– Держитесь!
От этого удара мачта швертбота хрустнула, переломившись пополам. Щупальце оплело лодку поперек и потянуло к кораблю так легко, словно та была лишь соломинкой, парящей в небесном океане. Ринриетта лишь успела поблагодарить Розу за то, что никто из пиратов не оказался на его пути. Швертбот так резко потянуло вверх, что никто не удержался на ногах, даже те, что держались за борта и оснастку. Однако полет длился лишь несколько секунд. С хрустом, от которого у Ринриетты дрогнуло что-то под коленками несчастный швертбот врезался в палубу «Аргеста» и остался лежать на ней, распластанный, точно мертвая рыба.
«Добро пожаловать, - шепнул бесплотный голос, уже не принадлежащий «Бабатосу», вкрадчивый и злой, - Ты все-таки заполучила свое сокровище. Точнее, оно заполучило тебя».
Тяжелее всего было ступить на палубу. Она была покрыта ржавыми наростами, напоминающими кораллы, во вмятинах собиралась тягучая темная жижа. С покосившихся мачт, похожих на уродливых дикарских идолов, свисали измочаленные, тронутые гнилью, канаты. Громада орудийной башни походила на развороченный склеп – ее орудия слепо смотрели в небо. «Аргесту» не требовался порох, чтоб разрушать. Он сам по себе был силой разрушения, сжатой до предельно возможной величины и выкованной из уродливого металла.
– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АЛАЯ ШЕЛЬМА. РИНРИЕТТА УАЙЛДБРИЗ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ К МЕСТУ СВОЕЙ КАЗНИ.
Голос гомункула «Восьмого Неба» уже не казался оглушающим, сделался приглушенным, вкрадчивым, едва не сладострастным. Ринриетту мутило от этого звука, но она не могла позволить себе выказать слабость. Капитан, потерявший корабль, остается капитаном. Капитан, потерявший честь и смелость, перестает им быть.
– ГДЕ ОНО?
Она приготовилась к тому, что существо, живущее в недрах «Аргеста», попытается запугать ее или смутить. Но к этому вопросу она не была готова.
– ЧТО?
– ОНО! – голос хлестнул наотмашь, так что Ринриетта едва не попятилась, - ТЫ ЗНАЕШЬ, О ЧЕМ Я. ТО, ЧТО БЫЛО С ВАМИ. Я БОЛЬШЕ НЕ ЧУВСТВУЮ ЕГО. ГДЕ ТЫ ЕГО СПРЯТАЛА?
Возможно, это существо просто безумно, подумала она. Неудивительно. Мало какой гомункул останется в своем уме, заполучив в свое управление власть, дарованную «Аргестом», власть над самой материей. Вполне может оказаться, что бесплотный слуга «Восьмого Неба» попросту спятил, перестав отличать явь от собственных магических галлюцинаций. В любом случае, если он полагал, что сможет заставить ее трястись от страха, его ждал неприятный сюрприз.