Восьмое Небо
Шрифт:
– Вот как? Наверно, я должна испытать благодарность?
– Можете не испытывать, милочка, я делаю это отнюдь не из любезности. Дело в том, что вы едва ли сможете причинить ущерб интересам «Восьмого Неба». К тому моменту, когда с вами закончит развлекаться «Барбатос», вы едва ли сможете назвать собственное имя, не то, что разгласить какие бы то ни было тайны…
Его слова не были пустой угрозой. Ринриетте показалось, что она чувствует дыхание «Барбатоса» - шипящее, гнилостное, обжигающее шею, исполненное сладострастного предвкушения. И хоть подручный мистера Роузберри молчал, она ощущала его настроение в душном,
«Барбатос» уже предвкушал тот момент, когда она окажется в его власти. Он не станет хладнокровно выжимать из нее информацию, как королевский дознаватель. Он будет упиваться ее страхом, ее болью, ее беспомощностью. Он будет планомерно выжигать ее разум изнутри, как выжигал разум «Малефакса», испытывая нечеловеческую эйфорию от возможности не создавать, а искажать по своему подобию уже созданное. Человеческий разум с его миллионами невидимых связей сродни сложному узору чар гомункула. «Барбатос» будет разрушать их одну за другой, до тех пор, пока то, что называет себя Алой Шельмой, не превратится в не рассуждающий кусок плоти…
Ринриетта едва не пошатнулась от накатившего приступа слабости. Желания «Барбатоса» были разлиты в воздухе. В сочетании с удушливым запахом рыбьей гнили она вдруг показались чем-то знакомым, чем-то, уже испытанным, словно Ринриетта пригубила ведьминское зелье с отвратительным вкусом, которое однажды уже пила…
– Ну и в чем ваш секрет? – спросила она с вызовом, глядя на мистера Роузберри, - В чем хитрость?
Оперативный управляющий «Восьмого Неба» подмигнул ей.
– Любопытство даже на пороге существования – вот за что стоит уважать вас, милочка. Но я верна своему слову. Значит, хотите знать, каким образом нам удалось создать чудо, подобное «Барбатосу»?
– Да. Хочу.
– Прежде всего, требовалось избавиться от всей той шелухи, которой вы привыкли загрязнять искусство манипулирования чарами. Магия – это энергия, а любая энергия – инструмент. Инструмент не надо заклинать, произнося загадочные слова и делая его использование уделом избранных, надо разбираться в его устройстве и учиться им управлять. Это мы и делали долгое время – учились.
Мистер Роузберри говорил увлеченно, напевно. Из его голоса на какое-то время даже пропала фальшь, вызванная необходимостью говорить женским голосом, глаза загорелись дерзновенным огнем. Он был не только убийцей и интриганом, он был и пророком, подумала Ринриетта. Безумным пророков новой эпохи, в которую сам верил с неистовством религиозного фанатика.
– Мы познавали закономерности и принципы магического устройства, учились обобщению и координации, а еще тысячам разных вещей, без помощи которых невозможно направить энергию чар. Разумеется, этим занимались не ведьмы, а инженеры – десятки квалифицированных специалистов, способных достичь поставленной цели, используя исключительно научный метод. Метод, который мы распространим в скором времени на весь воздушный океан!
– И вы хотите, чтоб я поверила в это? – Ринриетта издала пренебрежительный смешок, - Даже у чар есть предел. Их потенциальной энергии попросту не хватит, чтоб поднять в воздух махину вроде вашего «Барбатоса».
Мистер Роузберри не разозлился из-за того, что она перебила его вдохновенную речь, лишь лукаво улыбнулся. Точно преподаватель, загнавший зазевавшегося студента в ловушку.
– Отчасти вы правы, милочка. Нам бы не удалось и наполовину реализовать задуманное, если бы мы использовали ваши косные и примитивные представления о магическом устройстве. Нам требовалось больше энергии. Куда больше, чем ее заключено в воздухе и том мусоре, который носится по небесному океану. Для того, чтоб работа увенчалась успехом, нам требовался источник.
Голос мистера Роузберри стал вкрадчивым, чем-то напомнив жуткий рокот «Барбатоса».
– И мы нашли его.
Ринриетте показалось, что две половинки мысли крутятся друг напротив друга, не в силах пришвартоваться друг к другу. Мысли, которая давным-давно должна была прийти ей в голову – еще тогда, когда…
Вкрадчивый голос мистера Роузберри – и рыбная вонь.
Кипящая ярость «Барбатоса» - и пылающие в ночи корабли.
Улыбка на тонких напомаженных губах – и дымящиеся руины острова.
Половинки кружили, но так и не могли соединиться друг с другом, хотя Ринриетта ощущала, они совсем рядом…
– Где? Где вы нашли источник?
Во взгляде мистера Роузберри появилось что-то другое. Что-то, что Ринриетта не сразу разобрала из-за обильного макияжа и холодного рыбьего взгляда. Снисхождение.
– Там, где он находился очень, очень давно, - напевно произнес мистер Роузберри, наслаждаясь ее замешательством, - Там, где он тысячи лет бурлил, высвобождая огромное количество энергии. Но куда ограниченные и трусливые люди, привыкшие видеть в чарах непознаваемую и грозную мощь, боялись запускать руку.
– Нет, - прошептала Ринриетта, глядя на него широко открытыми глазами, - Только не…
Две половинки мысли соединились. Без грохота, лишь с коротким щелчком, но щелчок этот все равно оглушил ее, как взрыв артиллерийского снаряда.
Рыбная вонь, разлитая по «Барбатосу», не была запахом гнили. Это был смрад разложения, который она ощутила еще на борту «Барракуды». Тлетворный и гибельный аромат Марева.
– Да, - мистер Роузберри широко улыбался, - Марево. То самое слово, которое избегают произносить вслух суеверные небоходы вроде вас. Неистощимый источник магических чар, несущих огромную потенциальную энергию. Вы привыкли видеть в Мареве врага, наделяя обычную среду пугающими нечеловеческими свойства, персонализируя ее и превращая в чудовище. Но Марево – не чудовище, милочка. Это сокровищница. Сокровищница, крышку которой мы уверенно распахнули, чтобы извлечь оттуда то, что хранилось там веками.
Ринриетта оперлась было о стену, чтоб сохранить равновесие, но почти тот час отдернула руку – даже сквозь ткань металл «Барбатоса» казался раскаленным, зазубренным. Она вдруг представила Марево – огромную распахнутую алую рану на теле небесного океана, полнящуюся неутолимой жаждой. У нее вдруг закружилась голова.
– Это невозможно… - выдавила она, чувствуя проникающий в душу липкий ужас, - Бессмыслица… Никто не может использовать чары Марева… Они же ядовиты и…
Мистер Роузберри продемонстрировал ей руки в белоснежных перчатках. С такой гордостью, будто именно им довелось сделать всю самую сложную работу.