Восьмое Небо
Шрифт:
– Идиот, - повторила Ринриетта, едва подавив желание рассмеяться в лицо перепуганному мистеру Роузберри, - Это ты – самой большой и слепой идиот здесь. Теперь-то ты понял? Понял, что соорудил? Чудодейственные чары Марева… Идиот!
На миг мистер Роузберри стал почти женственным в своей беспомощности.
– Что это за проклятье?.. Как это могло случиться? Он прежде никогда…
Если бы Ринриетта не испытывала к нему непреодолимого отвращения, то взяла бы за кружевной воротник и притянула к себе, наслаждаясь его страхом и беспомощностью так же, как «Барбатос»
– Он больше не твой слуга. И никогда им не был. Теперь ты понял, кто он?
– Кто?.. – слабо спросил мистер Роузберри.
– Харибда! Самая большая харибда из всех, которые когда-либо поднимались в небо!
– Чушь! – на смену испугу мгновенно пришла ярость, - Он – искусственное создание, плод инженерного труда! Ваш слепой страх перед Маревом просто смешон! Марево не чудовище!
Ринриетта не дала себя перебить. И хоть говорила она негромко, мистер Роузберри сжался в своих кружевах и оборках.
– Самонадеянные глупцы, - у Ринриетты от отвращения даже заныли дёсны, - Вы вообразили, что Марево – это покорная игрушка, с которой можно не церемониться. Забыли про ее суть. Возомнили себя всемогущими творцами!
Мистер Роузберри взвизгнул, когда от удара «Барбатоса» в бездну рухнул край острова. Ринриетта направила указательный палец ему в лицо, и оперативный управляющий съежился, словно в руке у нее был зажат пистолет.
– Марево – не чудовище, не демон. Марево – равнодушный пожиратель. Слепая вечно голодная стихия. Она всевластна, но лишь в собственных чертогах и не способна существовать вдали от них. Вы пригласили ее в наш мир. Вы наделили ее телом. И, что еще хуже, вы наделили ее разумом.
Мистер Роузберри отшатнулся, не заметив, что зацепился оборкой платья за металлическую зазубрину. В грохоте гибнущего острова жалобный треск платья почти не был слышен.
– Не говорите вздор! – пронзительно закричал он, - У Марева нет и не может быть разума!
– О нет, - Ринриетта зло рассмеялась, чувствуя мстительное удовлетворение от того, как сжимается недавно всемогущий мистер Роузберри, - У него есть разум. И он зовется «Барбатос». Теперь до вас дошло? Вы создали не покорный инструмент для преобразования мира, вы создали чудовище! Объединили огромную тлетворную силу Марева с разумом гомункула и снабдили его телом, способным существовать на любых высотах.
Мистер Роузберри взвыл от бессильной злобы. Удивительно, но хоть это вышло у него по-женски.
– «Барбатос!» - он яростно топнул ногой по палубе капитанского мостика, - Немедленно остановись! Я, твоя хозяйка, приказываю тебе это! Оставь остров, ты, грязное ничтожество! Он тебе не принадлежит!
– ТЫ ДЕЛАЕШЬСЯ НАДОЕДЛИВ.
Бесплотный голос казался невыносим – словно кто-то скоблил тупым ножом старую кость. Но Ринриетта знала, что будет его слышать, даже если заткнет уши.
– Остановись или ты пожалеешь!
Вздох гомункула был вздохом самого Марева. Липким, протяжным и нечеловеческим.
– Я ХОТЕЛ ОСТАВИТЬ ТЕБЯ НАПОСЛЕДОК. ТВОИ МУКИ ПОЗАБАВИЛИ БЫ МЕНЯ, КОМПЕНСИРОВАВ ВСЕ НЕУДОБСТВА. НО, ВОЗМОЖНО, МНЕ СТОИТ ПЕРЕСМОТРЕТЬ ПОРЯДОК…
Мистер Роузберри зарычал.
– Ах, так? Ну хорошо же! Сейчас посмотрим, кто кому подчиняется…
Он бросился бежать, одергивая развевающийся подол. Но не к выходу с капитанского мостика, как ожидала Ринриетта, а в противоположную сторону, к стоящему в углу несгораемому шкафу. Что у него там? Пистолет? Ринриетта едва не фыркнула, представив себе подобную дуэль.
Но мистер Роузберри вытащил отнюдь не оружие. В руках у него оказался небольшой бочонок, который Ринриетта опознала с секундным опозданием – и лишь потому, что не так давно сама держала подобный в руках. Вместилище гомункула. Пропитанный чарами контейнер, внутри которого прячется магический дух.
– Не хочешь выполнять мои приказы? – отрывисто спросил мистер Роузберри, - Ну что же, посмотрим, что случится, когда я раздавлю тебя, как яйцо!
Бочонок в его руках опасно затрещал. Сработанный с достаточным запасом прочности, чтоб выдержать любой шторм или падение, он не был рассчитан противостоять нечеловеческой силе. Но Ринриетта так и не услышала треска раздавленных досок.
– СМЕЛАЯ ПОПЫТКА. НО ТЫ КОЕ-ЧТО ЗАБЫЛ.
Мистер Роузберри осклабился, не выпуская из рук бочонок.
– Что?
– ТЫ ПРИНЯЛ МОЮ СИЛУ. А ЗНАЧИТ, В ТВОИХ ЖИЛАХ ТЕПЕРЬ ТЕЧЕТ И ЧАСТЬ МОЕЙ КРОВИ.
Мистер Роузберри замер. Возможно, пытался понять, что сказал «Барбатос». А может, что-то почувствовал – Ринриетте показалось, что она заметила испуганный блеск его глаз.
– Что это ты хочешь ска…
– ТЫ ПРИНЯЛ ДАРЫ МАРЕВА. О НЕТ, Я НЕ СТАНУ ИХ ЗАБИРАТЬ. НАПРОТИВ. Я ПОЗАБОЧУСЬ, ЧТОБ ТЫ ПОЛУЧИЛ ВСЕ СПОЛНА.
Несколько секунд ничего не происходило. Этих секунд хватило мистеру Роузберри, чтобы взвыть от ярости. А потом раздался треск.
Но трещал не бочонок. Трещало его собственное тело, внезапно выгнувшееся дугой. Это было так жутко и неестественно, что Ринриетта ощутила вместо страха тысячи уколов по всему телу – словно кто-то приложил к ее коже несколько сотен холодных канцелярских кнопок. Но мистер Роузберри, похоже, испытал что-то несоизмеримо худшее - он отрывисто и протяжно закричал. Его тело задрожало, оборки затрепетали, как вуали быстро двигающейся медузы. С ним явно происходило что-то зловещее, нехорошее, и Ринриетта машинально попятилась, чтоб держаться от него подальше.
Кожа мистера Роузберри в тех местах, где не была прикрыта платьем, стала меняться. Она наливалась нездоровым алым цветом, скрыть который была бессильна даже пудра, пока не стала розовой, как у страдающих малярией. Мистер Роузберри действительно выглядел так, словно страдал страшным недугом – глаза вылезли из орбит, рот тщетно хватал воздух. Но это было что-то стократ худшее, чем самая мучительная форма малярии. Тело под платьем вдруг забурлило, тонкий черно-белый шелк не мог скрыть того, как образуются провалы в одних его местах и растут выпуклости в других. Словно в его теле рассасывались и образовывались новые кости, а кожа стала каучуковой и тянущейся.