Восьмой круг ада
Шрифт:
– Скажем, через полтора, если будет на то воля...
– Ладно. Через полтора часа.
6
Балич открыл дверь лекционного зала и вошел.
Монах сидел в кресле и шептал слова молитвы.
– Тут немного темновато, - заметил с порога Балич.
– А я хотел показать тебе один документ.
– Если надо, господин...
– Мюнх потянулся к переключателю и зажег стены.
Балич сел рядом с ним в кресло, раскрыл тощую папку и вынул из нее заправленный в прозрачный пластик пергамент.
– Как тебе это нравится? Скажи, брат Модест, - спросил он, подавая листок
Мюнх некоторое время смотрел на пергамент, потом осторожно положил его на пюпитр и перекрестился.
– Это еретическое письмо, господин. Или даже... договор с сатаной. Перевернутым письмом писано... Кто не знает - не прочтет. Нужно зеркало.
– Знаю, - кивнул Ром. Он полез в папку и вынул фотокопию документа. Это действительно пирограф. Вот тебе прямое изображение. Дата говорит, что письмо было написано в 1639 году. Анализ подтверждает эту дату. Документ написан несколько позже "твоего" времени, но в данном случае это не имеет значения. Уверен ли ты, как специалист, что это истинный договор с сатаной?
Мюнх внимательно осмотрел копию и, пересиливая отвращение, потянулся к пергаменту. Долго, внимательно сравнивая оригинал и копию, расшифровывал подпись.
– Истинный, - наконец сказал он совершенно серьезно.
– Тут в конце написано: "Как обусловлено в сим договоре, будет он, нижепоименованный Иоахим фон Грюнштейн, тридцать пять лет счастливо жить на Земле среди людей, а потом прибудет к нам, дабы с нами вместе бога проклинать". А еще ниже: "В аду на дьявольском совете утверждено". И подписи: "Сатана, Вельзевул, Люцифер, Левиафан". А тут, видишь, господин, - Мюнх показал пальцем, - продолжение. Собственной рукой Иоахима фон Грюнштейна сотворено. Что служить будет Люциферу... всю жизнь, во все времена...
– В свое время ты, Модест, видел подобные цирографы?
– Видел. Дважды. Это случается редко. Не с каждым сатана договоры составляет. Немногие писать умеют... А если даже и умеют... не всегда вступает он с ними в сговор. Какой-нибудь богатый человек... или алхимик... Да и то трудно найти. Тот, кто дьяволу душу продает, не любит оставлять доказательств.
– Как же такой документ мог попасть в распоряжение суда инквизиторов?
Мюнх снисходительно улыбнулся.
– Ты не знаешь, господин? Есть способы. Кто знает, тот... знает... Порой среди книг и писем отыскать можно. Порой укрыты... в тайном месте. Искать надо... А то и подстрекатель принесет. Как доказательство, что правду говорит.
– Кто?
– Подстрекатель! Тот, что доносит и процесс починает.
– Так. Но как такой документ попадает в руки подстрекателя?
– По-разному бывает. Порой случайно найдет... Порой и выкрадет...
– А бывали случаи, чтобы обвиняемый сам указывал место, где спрятан цирограф? Можешь ты привести такой пример?
Модест на минуту задумался.
– Нет. Не припоминаю. Но случалось... иногда. Редко... но случалось. Я слышал...
– А как ты проверял, что цирограф не подложный? Ведь подпись обвиняемого могла быть поддельной?
– Я видел настоящий, - подчеркнул Мюнх, напряженно глядя в глаза Баличу.
– Генрих фон Булсидорф подписывал. В конце концов он сам признался.
– В конце концов...
– повторил Ром.
Мюнх не заметил иронии в голосе Балича.
– Он долго отрицал. Упирался. Но в конце концов признал... Все! Как встретился с посланцем самого князя ада... Как тот пообещал ему десять тысяч фунтов золота и долгую жизнь... Часть этого золота нашли.
– А тебе никогда не приходило в голову, что такие доказательства могли быть специально, искусственно подделаны теми, кому нужна была смерть обвиняемого? Чтобы завладеть его имуществом или из личной мести? Кто обвинил Генриха?
В глазах Мюнха появилось беспокойство.
– Кто?
– спросил он риторически.
– Имя доносчика охраняется тайной святой присяги.
– И цирограф тоже передают при условии, что имя его доставщика будет сохранено в тайне?
– Да, господин.
– Но ты-то знал, кто был доносчиком?
– Знал... Особа... вполне достойная доверия.
– Действительно!
– саркастически засмеялся Балич.
Глаза Мюнха наполнились страхом.
– Господин... почему ты смеешься? Ты думаешь, я... лгу? Но я говорю правду.
– Ты хочешь меня убедить, что каждый донос был истинным? Что не фальсифицировали доказательств?
– Иногда... бывало и так... Много зла в человеке. Порой даже среди тех, которые господу служили... Но чаще среди черни бывало... Из корыстолюбия... либо из зависти. Не раз такого ложного доносчика суду предавали. Однако верь мне, господин: когда я ведьм пытал, всегда мог узнать... кто они в действительности.
– Каким образом?
– Есть разные способы... И в книгах тоже написано...
– Значит, ты утверждаешь, что этот документ, - Балич показал на пергамент, возвращаясь к теме, - подлинный договор с сатаной.
– Да, господин. Ты же сам говоришь, что ему много лет... Тебе странно, что его не сожгли вместе с тем сатанинским ублюдком? Видно, оставили... как доказательство и предостережение... для других.
– Возможно. Но меня интересует не это. Документ написан на пергаменте, с которого убрали более ранний текст. За исключением подписи Иоахима фон Грюнштейна.
– Ром полез в папку и вынул два снимка.
– Посмотри!
– подал он снимки монаху.
– Есть методы, дающие возможность прочесть старые записи. Подпись не была затронута. Кстати, именно поэтому она и не перевернута. Взгляни на то, что было записано перед тем, как стерли текст. Это письмо Грюнштейна, адресованное...
– Это дьявольские штуки!
– воскликнул Мюнх, вскакивая с кресла. Снимки упали на пол.
Балич наклонился. Поднял снимки, потом медленно подошел к монаху и взял его за руку.
– Успокойся. Можешь мне поверить: в том, как были получены эти снимки, нет ничего сверхъестественного и тем более дьявольского.
Мюнх немного смутился, но отступать не собирался.
– Сатана мог специально воспользоваться письмом к приору.
– Ты думаешь, дьявол выкрал письмо, убрал старый текст и дописал содержание договора? В таком случае это был бы документ, подделанный сатаной, а стало быть, грош ему цена!