Воспарить к небесам
Шрифт:
Более того, себе я его дала.
— Шаг за шагом, — прошептала я рулю. — По одной трудной задаче за раз. Постепенно. Продолжай двигаться, Эми.
Я моргнула, глядя на руль, и резко выпрямилась.
Я никогда не называла себя Эми, потому что никто никогда не называл меня Эми.
До сих пор.
— О боже, теперь я мучаю себя нелепицей, — огрызнулась я на ветровое стекло.
То, что находилось за пределами, приобрело ясные очертания, и я вспомнила, что поставила себе задачу пойти в кино. Чтобы продолжать строить
Сидеть в машине и сомневаться в себе, разговаривая с самой собой, означало, что я терплю неудачу.
Я решительно выключила телефон, бросила его в сумочку, схватила ее и вышла из машины.
Я уже сидела на своем месте в кинотеатре, когда поняла, что все это не так уж и трудно.
На самом деле, это было не просто легко, это было здорово.
Конечно, просить один билет было немного тяжеловато.
Но потом я купила себе все, что хотела, зная, что мне не придется делиться. Поэтому я купила ведро попкорна, коробку молочных конфет и диетическую колу, такую большую, что она могла бы утолить жажду целой армии.
И когда я попала в кинозал, то обнаружила, что при выборе места мне не нужно принимать во внимание ничьи предпочтения, кроме своих собственных.
Мне не нужно было выбирать место в середине ряда в центре зала, потому что Оден любил сидеть близко, а Олимпия далеко. Мне также не нужно было сидеть далеко позади, как требовала Робин, потому что ей больше нравилось наблюдать за людьми, чем смотреть кино.
Я села там, где хотела, за местами для инвалидов, зная, что никто не сядет передо мной, и я могу положить ноги на перила, никого не беспокоя.
Ладно, места были в стороне.
Но это было потрясающе.
Я сделала глоток. Принялась жевать. Я разглядывала каждую мелочь, что мелькала на экране, и свободно оценивала (мысленно) нелепые рекламы, безмерно наслаждаясь собой, предвкушая, как потеряюсь в кино, найду то, что мне действительно нравится делать, проводя время только с собой.
А потом случилось это.
Свет уже погасили, начинались трейлеры, и у противоположного входа, где я сидела, я заметила движение.
Я посмотрела в ту сторону, предполагая лишь бросить взгляд, но одним взглядом не обошлось.
Потому что опоздавшие были парой.
И одна половина этой пары был Микки.
Мой живот сжался, мышцы напряглись, и я смотрела, как он вошел, обняв за плечи очень высокую, очень пышнотелую, очень красивую рыжеволосую женщину, которая была совсем на меня не похожа.
Свет был тусклым, я не могла рассмотреть ее, чтобы определить возраст, но многое было ясно.
Она была намного выше меня.
Ее волосы были гораздо лучше, чем у меня.
Она была одета гораздо лучше, чем я когда-либо.
Она была намного, намного красивее меня.
И улыбка в ответ на улыбку Микки — самый сильный удар из всех…
Она была на свидании с Микки.
Я
Вскоре после этого зал погрузился в темноту, и я стала ждать. Я действительно считала секунды.
Когда я поняла, что время пришло, я осторожно, тихо поставила свои угощения на пол (хотя звуковая система могла бы заглушить взрыв бомбы). Я схватила сумочку, затем согнулась пополам (хотя зал и не был переполнен, и я никому не мешала смотреть, но все равно старалась выглядеть как можно незаметнее) и бросилась к лестнице, обогнула ее, пробежала по боковому коридору и вышла из зала.
Я заставила себя сбавить скорость и пойти быстрым шагом, который вывел меня через вестибюль из кинотеатра и сразу же привел к моей машине.
Я села в машину.
Бросила сумочку на пассажирское сиденье.
Завела мотор.
И убралась оттуда нахрен.
Я отправилась домой, а мне не следовало этого делать. Мне следовало бы глубоко вдохнуть. Мне следовало бы собраться с мыслями. Мне следовало бы успокоиться.
Я этого не сделала.
Но каким-то чудом я благополучно добралась домой.
А когда я вернулась домой, то уже не хотела там находиться. Я хотела сбежать. Мое пребывание в доме было последнее, чего мне хотелось, учитывая мою внутреннюю неустойчивость.
Но, как это уже вошло у них в привычку, мои ноги решили за меня.
Итак, я оказалась в своей ванной комнате, включила свет и встала перед зеркалом.
Я посмотрела на себя. Я должна была. Я не могла этого избежать.
Но я сделала это, будучи абсолютно уверенной, что на самом деле не видела себя.
В этот момент мои глаза отказывались меня видеть.
И все оказалось гораздо хуже, чем я ожидала.
Не хуже, чем могло бы. Моя мать вдалбливала мне правила ухода за собой с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, и мне разрешили наносить легкий макияж.
Так что я снимала макияж. Увлажняла кожу (ежедневно и ежевечерне). Делала пилинг, а дважды в неделю делала глубокую чистку, прежде чем получила пощечину.
Но кроме этого… я не заботилась о себе.
В моих блестящих темных волосах появились седые пряди. Серебристо-серый цвет, который, когда захватит власть, возможно, будет ошеломляющим.
В тот момент я выглядела так, будто мне все равно.
У меня на лбу были морщины, но немного.
Но кожа была желтоватой. Щеки ввалились. Глаза выглядели огромными и не в приятном смысле этого слова. Макияж присутствовал, но он был не вдохновляющим, абсолютно никак меня не украшая.
И я уже знала, что моя одежда была консервативной, высокого качества, но как у женщины старше моих лет. Я не была бойкой двадцатилетней девчонкой, но все же она была не для моего возраста.
Я осмотрела себя.