Воспитание чувств
Шрифт:
— А скажите, вы подумали обо мне?
Тот пожал плечами:
— Рано вам, малыш! Нельзя!
Сизи просил г-на де Комена ввести его в свой клуб. Барон, сжалившись, очевидно, над его самолюбием, сказал:
— Ах, чуть не забыл! Поздравляю, дорогой мой: вы ведь выиграли пари!
— Какое пари?
— А там, на скачках, вы утверждали, что в тот же вечер будете у этой дамы.
У Фредерика было такое чувство, словно его хлестнули бичом. Но он сразу же успокоился, увидев смущенное лицо Сизи.
Действительно, уже на
Он сделал вид, что не расслышал. Барон прибавил:
— Что поделывает милейшая Роза? По-прежнему у нее такие красивые ножки? — Этими словами он хотел показать, что он был с нею в близких отношениях.
Фредерика обозлило это открытие.
— Тут нечего краснеть, — продолжал барон. — Дело неплохое!
Сизи щелкнул языком.
— Э, не такое уж хорошее!
— Вот как?
— Ну да, боже мой! Во-первых, я не нахожу в ней ничего особенного, и потом ведь таких, как она, можно получить сколько угодно. Ведь как-никак это… товар!
— Не для всех! — раздраженно возразил Фредерик.
— Ему кажется, что он — не как все! — сказал Сизи. — Вот забавник!
Гости засмеялись.
Сердце так билось у Фредерика, что он задыхался. Он выпил залпом два стакана воды.
Но у барона сохранились приятные воспоминания о Розанетте.
— Она по-прежнему с неким Арну?
— Ничего не могу сказать, — ответил Сизи. — Я не знаю этого господина!
Тем не менее он стал утверждать, что Арну мошенник.
— Позвольте! — крикнул Фредерик.
— Однако это несомненно! У него даже был процесс!
— Неправда!
Фредерик вступился за Арну. Он ручался за его честность, даже сам поверил в нее, придумывал цифры, доказательства. Виконт, злой и к тому же пьяный, упрямился, и Фредерик строго спросил его:
— Вы, сударь, хотите меня оскорбить?
И взгляд, брошенный им на виконта, был жгуч, как кончик его сигары.
— О, ничуть! Я даже согласен, что у него есть нечто весьма хорошее: его жена.
— Вы ее знаете?
— Еще бы! Софи Арну — кто ее не знает!
— Как вы сказали?
Сизи поднялся и, запинаясь, повторил:
— Кто ее не знает!
— Замолчите! Она не из тех, у кого вы бываете!
— Надеюсь!
Фредерик швырнул ему в лицо тарелку.
Она молнией пролетела над столом, повалила две бутылки, разбила салатник, раскололась на три куска, ударившись о серебряную вазу, и попала виконту в живот.
Все вскочили, чтобы удержать его. Он выбивался, кричал, был в ярости. Г-н дез-Онэ твердил:
— Успокойтесь! Ну полно, дитя мое!
— Но ведь это ужасно! — вопил наставник.
Форшамбо был бледен как полотно и дрожал; Жозеф громко хохотал; лакеи вытирали вино, подымали с пола осколки, а барон затворил окно, ибо, несмотря на стук экипажей,
В ту минуту, когда Фредерик бросил тарелку, все говорили разом; поэтому оказалось невозможным определить, что дало повод к оскорблению, кто был причиной — сам ли Арну или г-жа Арну, Розанетта или еще кто-нибудь другой. Несомненно было одно — ни с чем несравнимая грубость Фредерика: он решительно отказался выразить малейшее раскаяние.
Г-н дез-Онэ попытался смягчить его, кузен Жозеф также; о том же старались наставник и даже Форшамбо. Барон тем временем успокаивал Сизи, который проливал слезы, ослабев от нервного потрясения. Раздражение Фредерика, напротив, все усиливалось, и дело, может быть, осталось бы в том же положении до самого утра, если бы барон не сказал, желая положить этому конец:
— Милостивый государь, виконт пришлет к вам завтра своих секундантов.
— В котором часу?
— В полдень, если разрешите.
— К вашим услугам, милостивый государь.
Очутившись на улице, Фредерик вздохнул полной грудью. Слишком уж долго он сдерживался: наконец-то он дал себе волю! Он чувствовал какую-то мужественную гордость, наплыв внутренней силы, опьянявшей его. Ему нужно было двух секундантов. Первый, о ком он подумал, был Режембар, и он тотчас же направился в известный ему кабачок на улице Сен-Дени. Ставни были закрыты. Но в окошке над дверью блестел свет. Дверь открылась, и он вошел, низко наклонив голову, чтобы пройти под навесом.
В пустом помещении горела свечка, поставленная на прилавок у самого края. Все табуреты, ножками вверх, стояли на столах. Хозяйка и слуга ужинали в углу, у двери в кухню, и Режембар, сидевший в шляпе, разделял их трапезу и даже слегка стеснял слугу, который при каждом глотке принужден был поворачиваться боком к столу. Фредерик коротко рассказал Режембару, в чем дело, и объяснил свою просьбу. Гражданин сперва ничего не ответил; он вращал глазами, как будто раздумывая, несколько раз обошел комнату и, наконец, сказал:
— Да, с удовольствием!
И кровожадная улыбка блеснула на его лице, сгладив морщины, когда он узнал, что противник — аристократ.
— Уж мы не дадим ему спуску, будьте спокойны! Во-первых, дуэль на шпагах…
— Но, может быть, — заметил Фредерик, — я не имею права…
— Говорю вам — надо драться на шпагах! — резко возразил Гражданин. — Умеете вы фехтовать?
— Немножко.
— А-а, немножко! Все вы таковы! А рвутся в бой! А что значат какие-то уроки фехтования! Слушайте же: держитесь подальше от противника, закрывайте круг и отступайте, отступайте! Это разрешается. Утомляйте его! Потом бросайтесь на него совершенно открыто. А главное — никаких хитростей, никаких ударов во вкусе Ла-Фужера! Нет, просто раз-два, отбой. Вот смотрите! Надо поворачивать кисть, как будто вы отпираете ключом… Дядюшка Вотье, дайте вашу трость! Ага! Вот это мне и нужно.