Воспитание поколений
Шрифт:
Письмо к конгрессу, как почти все теоретические высказывания Горького о литературе, носит пропагандистский характер, обращено в будущее. Он призывает создать большую литературу для детей, определяет её характер, её направленность.
В годы первой мировой войны Горький попробовал практически осуществить идеи, высказанные в письме конгрессу. Он задумал выпустить серию детских книг в издательстве «Парус», которым тогда руководил.
С каких книг начать? Ответ Горького на этот вопрос — в цитированном письме: надо знакомить детей с тем, что сделано человечеством до них.
Кто должен создавать эти книги? Ответ подсказан взглядами, высказанными в том же письме: если воспитание хозяев мира — важнейшее дело человечества, то естественно привлечь к этой работе самых выдающихся людей эпохи, способных создать книги мудрые и волнующие.
Горький пишет письма. Он просит Ромена Роллана написать для издательства книгу о Бетховене, К. Тимирязева — о Дарвине, Уэллса — об Эдисоне, Фритьофа Нансена — о Колумбе. Сообщает Роллану, что сам собирается написать для детей книгу о Гарибальди.
Здесь всё значительно, последовательно, поучительно для нас — и выбор героев книг и выбор авторов.
Деятели революции, науки, искусства — обо всех надо дать книги. А раскрыть детям величие, оптимистическую сущность борьбы величайших гениев человечества за свои идеи должны крупнейшие люди нашей эпохи.
Обращение к самым талантливым писателям и учёным мира — естественное следствие позиции Горького. Сейчас для нас не было бы ничего удивительного в таком призыве. Мы привыкли к тому, что произведения для детей создают лучшие писатели страны. Но в то время, когда детские книги были на задворках литературы, идея, высказанная Горьким, могла показаться неожиданной[2].
Шла мировая война, предпоследний её, изнурительный год. Шовинистическая литература развращала детей смакованием жестокостей, кровавых битв, верноподданнейшими восторгами. Пропаганде разрушения, убийств и хотел Горький противопоставить образы великих созидателей, творцов культуры. Он понимал, что нет лучшей профилактики души, защиты её от растления, чем сильный, вдохновляющий пример мужественной и чистой борьбы за прогресс человечества. Но именно сильный и вдохновляющий: биография самого гениального и благородного деятеля, рассказанная вяло и бесстрастно, не будет воздействовать на воображение детей. Образ гения должен быть создан художником, умеющим покорить сознание и чувства читателей.
Однако это условие слишком общее — его было недостаточно для осуществления серии, задуманной Горьким. Над книгой должен работать писатель, которому близки и человеческий облик и характер деятельности героя. Знаток музыки Роллан — о Бетховене, великий путешественник Нансен — о великом путешественнике Колумбе, крупнейший дарвинист эпохи Тимирязев — о своём учителе, деятель русской революции Горький — о Гарибальди, мыслитель Уэллс, для которого один из самых важных философских вопросов — взаимовлияние техники и социального строя, должен написать об Эдисоне.
Поразительна точность, безошибочность выбора Горьким авторов книг. Ведь все, к кому он обратился, — великолепные мастера слова (и Тимирязев, и Нансен) и притом люди, для которых герои предложенных
Если подумать о том, как трудно было найти авторов, удовлетворявших всем трём условиям (литературного таланта, глубокого проникновения в образ и деятельность героя книги, общности принципиальной позиции), то надо признать, что выбор Горького был не просто хорошим, а, вероятно, единственно правильным.
Здесь впервые сказалось то умение найти самый верный путь к практическому осуществлению идеи, которое характерно для всей работы Горького в области детской литературы.
Как близка была гуманистам той эпохи мысль о защите детей от разлагающего влияния империалистической войны и вызванного ею шовинизма, как интернациональна она была, показывают ответы писателей, к которым обратился Горький.
Роллан откликнулся сразу, спрашивал о возрасте читателей, о том, как представляет себе Горький книгу о Бетховене. Напомнил, что нужно бы написать и о Сократе. Уэллс и Нансен приняли предложение. Тимирязев готов взяться за книгу с удовольствием. «Я затевал было сам такую библиотеку под заголовком «Представители человечества», — пишет он Горькому и выдвигает ещё одну тему: Фарадей. «Это был бы самый подходящий тип».
Так оказалось, что все, к кому обратился Горький, были готовы ради участия в предложенной им работе изменить свои планы, отложить начатые книги.
Замыслы Горького и в то время не исчерпывались серией биографических книг. К. Чуковский вспоминает о своей первой встрече с Горьким, которая произошла примерно в то же время, когда были отправлены письма Роллану, Тимирязеву, Уэллсу. Чуковский тогда выступил со статьями, в которых резко критиковал самые распространённые в то время детские журналы и повести. Именно для разговора о детской литературе и пригласил Горький Чуковского.
Начал Горький беседу не с литературы, а с тех, для кого она предназначена, — рассказывал о своих встречах с детьми, о своих наблюдениях над ними.
«Тут-то он и заговорил о борьбе за полноценную детскую книгу. Оказалось, что он единственный из всех литераторов, которых я в то время встречал, так же ненавидит всех этих Тумимов, Елачичей, Александров Кругловых, врагов и душителей детства.
— Детскую литературу, — говорил он, — у нас делают ханжи и прохвосты. И разные перезрелые барыни. Вот вы все ругаете Чарскую, Клавдию Лукашевич, «Путеводные огоньки», «Светлячки», но ругательствами делу не поможешь. Представьте себе, что эти мутноглазые уже уничтожены вами, — что же вы дадите ребёнку взамен? Сейчас одна хорошая детская книга сделает больше добра, чем десяток полемических статей. Если вы в самом деле хотите, чтобы эта гниль уничтожилась, не бросайтесь на неё с кулаками, а создайте нечто своё, настоящее художественное, и она сама собою рассыплется. Это будет лучшая полемика — не словом, а творчеством.