Воспитание принца
Шрифт:
Он встал перед ним на колено и, если бы у него были ушные гребни, прижал бы их к голове. Волки и совы вновь застыли.
— Лорд Ратник, от Гранка, моего отчима и учителя, я слышал о ваших благородных деяниях как во время войны, так и во время мира. Перед тем как стать королем, я должен стать рыцарем. Я не уверен, что тех сражений, в которых я участвовал, и той доблести, которую я в них проявил, для этого достаточно.
— О, будьте уверены, ваше величество. — Благородный филин прикоснулся к его плечам своим ледяным мечом и посвятил в рыцари.
—
Хуул поднялся и повернулся к совам:
— Видели ли вы, кто убил мою мать, королеву?
С одной из дальних скал в небо внезапно сорвалась группа сов. В середине ее летел лорд Аррин.
— Трусливо же он отступает, — пробормотал Хуул.
Он повернулся и посмотрел на безжизненное тело своей матери.
— Ты увидишь ее вновь, когда покинешь этот мир, Хуул, — мягко произнес Гранк.
— В глауморе, — сказал Хуул и, подлетев, нежно коснулся лица своей мамы клювом, — в глауморе.
Глава XXVII
Новая ночь
Золотые когти сияли в небе прямо над кратером Данмора. Совы собрались на его краю вместе с Фенго, Намарой и несколькими другими волками.
— Итак, — сказал Фенго, — тебе пора в путь, да?
— Да, — кивнул Хуул. — Я никогда не смогу достойно отблагодарить тебя за все, чему ты меня научил. Прости меня за то, что я нередко вел себя дерзко.
— Это была не дерзость. Это была истина, — ответил Фенго, глядя на Намару. — И куда ты отправишься — обратно в Ниртгар?
Лорд Ратник сделал шаг вперед:
— Боюсь, там для нашего короля больше нет места, нет трона. Хагсмары захватили его во время последней битвы за Хратгарский ледник.
— Это не имеет значения, — тихо сказал Хуул. — Для того чтобы быть хорошим королем, мне не нужен ни Ледяной дворец, ни корона. Мне нужен только кодекс чести и добрый желудок, — Хуул посмотрел на восток, откуда через несколько часов должно было показаться солнце. — В просторном неистовом море Южных королевств есть остров, и, думаю, Гранк, Финеас, Тео, лорд Ратник и его благородные рыцари отправятся туда вместе со мной. Этот остров зовет меня. Это особенный остров, мне кажется, и на нем растет особенное дерево. Там я и создам свой двор.
— Что ж, да поможет тебе Глаукс, — сказал Фенго.
— Да, — Намара подошла к Хуулу и прижала свои уши.
— Нет, нет, Намара. Встань прямо и пожелай мне удачи.
— Глаукс в помощь, — сказала золотистая волчица со слезами на глазах.
И вот совы поднялись в усыпанное звездами небо и направились на восток, в сторону моря, и, когда первые лучи рассвета осветили горизонт, они увидели крону гигантского древа, возвышающуюся над облаками и туманом. Когда же туман развеялся, Гранк судорожно вздохнул, разглядев этот остров и его прекрасное древо. Древо светилось тем же цветом, что и то яйцо, из которого родился птенец, которого он воспитал на другом острове в другом море. У того острова не было имени, как и у этого. Он подумал о том, как его можно назвать. И, словно прочитав его мысли, Хуул сказал:
— Посмотрите! Посмотрите на этот остров и это древо! Как нам их назвать?
«Это хорошее дерево… у него есть… Га, дядя Гранк, да, Га», — внезапно вспомнились Гранку слова Хуула. Он повернул голову к молодому королю:
— Ты сказал, что у этого дерева есть Га, парень. Нам стоит назвать его Га'Хуул. Га'Хуул! — крикнул он облакам и восходящему солнцу.
Летевшие с ними совы подхватили клич и прокричали миру:
— Га'Хуул!
И так заканчивается история Хуула, выкованная в пламени моей памяти.
Эпилог
Корин закрыл книгу и посмотрел на своего дядю Сорена:
— Он был таким благородным! О, если бы я мог быть таким же благородным.
— Будешь, — быстро сказал Сорен.
Копуша, Гильфи, Сумрак и Отулисса согласно кивнули.
— «Выкованная в пламени моей памяти», — мягко повторила Отулисса. — Эту книгу написал Тео. Тео, первый из кузнецов.
— Но в чем ее смысл? Почему Эзирлиб так хотел, чтобы ты ее прочел?
Отулисса быстро ответила:
— Чтобы все мы познали древний кодекс чести и веры.
— Возможно, — медленно сказал Копуша, склонный к философии куда больше всех остальных сов. — Но здесь кроется что-то еще.
Отулисса попыталась что-то сказать, но Сорен перебил ее:
— Тихо, Отулисса. Дай Копуше договорить.
— Уголь обладает великим могуществом, которое, как нам известно, отчаянно влечет Ниру. Но жаждет ли она его лишь для себя?
— Думаю, что нет, — сказал Корин.
Он долго молчал. Он не мог заставить себя рассказать всем то, что уже знал Сорен. Что его собственная мать, как он подозревал, была хагсмаром.
— Я знаю, — продолжил он, — что где-то в небе все еще летают хагсмары, но они слабы и бессильны. Они прячутся в ночной тьме, а солнечный свет разгоняет их, как туман. Я знаю, так как встречал их. Но теперь, когда уголь вновь найден, они могут снова обрести могущество, особенно под предводительством Ниры.
Теперь заговорил Сорен:
— Перед смертью Эзирлиб предупредил нас о могуществе угля.
— Быть может, — предположила Гильфи, — последняя легенда расскажет нам больше?
— Быть может, — отозвался Корин. Потом, очень медленно, он заговорил:
— Вот уже четыре века мы живем в благословенном мире. Да, у нас были свои войны, свои враги. Да, существуют вещи, способные уничтожить разум и волю совы, но в нашем мире не было темнодейства. Мы жили в мире разума, а не в мире чародейства и магии. Но теперь эта хрупкая, невидимая преграда, так долго защищавшая наш мир от чар и заклинаний, похоже, порвалась — и через эту маленькую прореху… — темные глаза Корина стали еще больше и темнее, и, повернув голову, он посмотрел на каждую из сов по очереди, — через эту маленькую прореху, боюсь, темнодейство вновь просачивается в благословенный Глауксом мир сов.