Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

Черных Валентин Константинович

— Но ведь все это незаконно…

— Да, — подтвердил Пират, — это незаконно. Но законно вы не получите прибыли. Получив прибыль, вы в дальнейшем сможете поступать почти законно. Конечно, вы рискуете. Вы можете сесть в тюрьму, так что выбирайте…

— И другого выхода нет?

— Есть. Если вы выйдете замуж за миллионера.

— Я не выйду замуж за миллионера.

— Почему? Сегодня все молодые женщины мечтают выйти замуж за миллионеров.

— Как-то меня спросила подруга, где же все эти богатые, молодые и преуспевающие мужики, которые выезжают со своими девушками отдыхать на Канары, которые дарят автомобили и норковые шубы?

— И что же вы ответили?

— Что

у нас не пересекаются маршруты. Они едут наверху в машинах, а мы в метро. Миллионеры в метро не ездят.

— Принесите завтра кассету «Ниже пояса», я хочу ее посмотреть, и составьте бизнес-план.

В кабинет бесшумно вошла Мария и протянула Пирату мобильный телефон. Пират извинился и вышел. Я подумала, что не принесу завтра ему кассету и не буду составлять никакого плана, я ничего и никогда не организовывала. Я всегда завидовала уверенным женщинам. Вначале я не понимала, откуда уверенность у не очень умных и совсем не красавиц. Потом поняла. У каждой из них был мужчина: муж или отец. Им не приходилось думать ни о еде, ни об одежде. Им покупали квартиры, машины, путевки в санатории и дома отдыха. Женщины могли работать, могли и не работать. Они были приложением мужчин, кошелками, которые мужчины таскали за собой. Все зависело от мужчин. Я застала в институте провинциалку, довольно симпатичную, которую после окончания института взяли секретаршей в Комитет по кинематографии. Она побыла любовницей двух министров, защитила диссертацию, вышла замуж за преуспевающего политика, бросила его, когда он перестал быть преуспевающим; вышла замуж за преуспевающего режиссера и вернулась в институт заведовать кафедрой. Безмятежно-спокойная, она руководила кафедрой, как семьей, могла наказать провинившегося, тех, кто служил ей, оберегала, даже самых бездарных. Да, урод, говорила она, но это мой урод. Она ничего не боялась, ей было куда отступать: у нее был мужчина, который ее любил.

Мне не повезло. У меня никогда не было отца и мужа, только два любовника: Хренов, который меня предал, и начальник отдела вооружений, вечный майор, слишком жадный, чтобы снять квартиру для свиданий, и слишком ленивый, чтобы каждый раз искать новое место для встречи, а я не могла привести к себе, потому что дома всегда была мать в инвалидном кресле.

Почему мне собирается помогать Пират? Мне не хотелось думать об этом, как не хотелось думать об операции аппендицита, которую отложили после первого приступа до следующего.

Пират задерживался. Обычно он сидел за своим столом, а я в кресле у журнального столика. Микрофон моего диктофона записывал мои вопросы и его ответы. Когда я вчера прослушивала пленку, то даже в паузах слышала ритмичное пощелкивание — это Пират перебирал четки из перламутра. Я подошла к окну, будто рассматривала двор, и потрогала четки на столе. Они оказались теплыми: то ли хранили теплоту рук Пирата, то ли нагрелись на солнце на идеально полированной поверхности стола. На столе я увидела лоток с перьевыми ручками «Монблан» и «Паркер», несколько цветных фломастеров. Еще в кожаной рамке на столе стояла фотография. Я присмотрелась. Это была моя фотография. Я, обнаженная, улыбаясь, закалывала волосы на затылке. Я только один раз в жизни снималась обнаженной. Со своей подругой Викой я отдыхала в Коктебеле. Мы нашли место у скал, куда никто не заходил, разделись и легли. И вдруг услышали щелчки. Я открыла глаза и увидела направленный на нас объектив фотоаппарата. Полная автоматика выдала уже не меньше десяти щелчков затвора камеры.

— Повернуться задницей? — спросила Вика.

— Пожалуйста, — сказал фотограф.

Вика повернулась, и я повернулась тоже. Через сутки дежурная пансионата передала нам

конверт с фотографиями. Но я не закалывала волосы. Фотография была цветной, но цвет не яркий, а сглаженный. Это была я и не я.

Пират взял у меня из рук фотографию и поставил на стол.

— Продолжим, — сказал он.

— Откуда у вас моя фотография? — спросила я.

Пират молчал.

— Странно. Я не закалывала волосы, я не стояла, а лежала.

— Когда это было? — спросил Пират.

— Три года назад.

— Этой фотографии сорок пять лет. Это моя жена Татьяна. Я прошу прощения, но я сегодня вынужден прервать работу. Завтра начнем так же, ровно в семь. Я позвоню в «Сенсацию», что вы меня устраиваете, мне нравится ваша запись. Думаю, они вам позвонят и попросят первую распечатку. Можете показать, но пока не заключайте договора.

— Почему?

— Договор всегда обязательства. Я не исключаю, что эту книгу вы издадите в своем издательстве.

— Но «Сенсация» наверняка будет настаивать на заключении договора.

— Скажите, что вы не уверены, как сложатся наши отношения дальше. Возьмите тайм-аут дней на десять, за эти дни вы сможете убедиться сами, по силам ли вам организовать свое частное издательство.

— Но вы ведь заключили договор с издательством?

— Нет, конечно, я никогда не загоняю себя в угол.

Пират открыл ящик стола, достал пачку денег в банковской упаковке и протянул мне.

— Это вам на первые расходы. Можете дать автору аванс, возьмите с него только расписку, хотя расписка, не заверенная у нотариуса, никакой юридической силы не имеет, но об этом мало кто знает.

На банковской упаковке была обозначена сумма в десять миллионов рублей. Таких денег я никогда в своей жизни не держала в руках.

Пират вышел со мною на лестничную площадку и протянул руку, его рука показалась мне необычно горячей.

Выходя из дома, я оглянулась. Пират стоял на балконе. Из таксофона я позвонила в «Сенсацию» Федоту.

— Генерал только что звонил, — сообщил он. — Твоя запись ему очень понравилась. Я уже сообщил шефу, он ждет тебя и хотел бы посмотреть первую распечатку.

— Я могу быть у вас через два часа.

Не знаю, почему я назвала два часа, до Тверской от «Сокола» я могла добраться на троллейбусе за пятнадцать минут.

— Момент, — ответил Федот, по-видимому, он связывался с Главным по внутреннему телефону. — Он ждет тебя через два часа, — сообщил Федот.

Теперь мне надо было чем-то заполнить эти два часа. Я села в подошедший троллейбус, тесно прижав сумку с десятью миллионами, вышла на углу Васильевской и направилась к Дому кино.

В этот час в ресторане Дома кино было совсем мало посетителей, обедневшие кинематографисты в ресторан теперь ходили, только если их приглашали меценаты и богатые поклонники.

Я выбрала столик за колонной, заказала осетрину на вертеле, салат из крабов и шампанское. Советского Союза уже не было несколько лет, а шампанское по-прежнему называлось «Советское». Я пила шампанское, чувствуя, что мои движения становятся торжественно медлительными. Я закурила. Со стороны я, наверное, казалась девушкой с проблемами, которой необходимо напиться, хотя у меня были сплошные непонятности, которые требовалось осмыслить. То, что мне предложил Пират, я просчитала и сама. Я знала, кому можно заказать роман по видеокассете с фильмом, я знала, с кем из печатников можно договориться о левой работе, но до сегодняшнего дня я не верила, что у меня получится. Теперь, когда за мною стоял Пират, я поверила. Он не был ни моим отцом, ни мужем, но я была похожа на его жену, я еще не знала, что именно это значит, но то, что что что-то значит, я понимала точно.