Воспитанница любви
Шрифт:
– Ваш старый знакомец, мадемуазель актриса.
Вера похолодела от догадки. Голос и впрямь был знаком. Еще не веря в кошмар, уготовленный ей судьбой, с быстро тающей надеждой она вопросила:
– А именно?
– Бурковский к вашим услугам.
– Только не это! – прошептала Вера. – Зачем?
Похититель с ехидством ответил:
– Вам лучше покуда не знать.
– Остановитесь! – вдруг закричала Вера и рванула дверцу кареты.
В тот же миг омерзительная ладонь запечатала ей рот.
– Молчать! – прошипел Бурковский. – Иначе я придушу вас не задумываясь.
Часть III
Глава 1
В
В замке щелкнул ключ, и дверь отворилась. Ставни были уже открыты, и солнечные лучи прокрались сквозь занавески в небольшую, бедно обставленную комнату. Сюда вошла неопрятного вида старуха в сером чепце, из-под которого выбивались седые космы. Маленькие пронзительные глазки уставились на только что проснувшуюся Веру.
– Будет бока-то отлеживать, поднимайся. Завтрак подан.
Сказав это, она не стала ждать, сразу вышла. Девушка облегченно вздохнула: она не любила и боялась старухи. Было что-то зловещее в ее постоянном бормотании под нос, в ежедневных визитах всяких подозрительных людей, даже в ее молчании. Старуха не ходила в церковь, не пряла и не вязала, что пристало женщине ее возраста и положения. Она гадала на картах, часто отлучалась из дома с корзиной, покрытой тряпицей, оставляя вместо себя глухонемую кухарку Матрену, здоровую деваху в грязном переднике.
Деревянный ветхий домик старухи был похож на хозяйку. Неубранный, пыльный. На месте образов в углу красовалась паутина. Комната, которую старуха отвела Вере, была немного почище, но мебель потертая и ветхая. Как и весь дом. Зеркало мутное, кувшин надтреснутый и в щербинках, дорожки на полу стерты до ниток, полог на кровати пыльный и серый, как и вся постель. Вот уже вторую неделю Вера наблюдала эту картину и никак не могла привыкнуть к ней.
Облачась в единственное платье, Вера вздохнула о своих нарядах, оставленных в Коноплеве. И бриллиантовая диадема, оказавшаяся у нее в руках в момент похищения, исчезла вместе с Бурковским. Девушка до сих пор не знала, зачем ее увезли из Коноплева и поселили здесь и кто ее действительный похититель. Архиповна (так называл старуху Бурковский) как-то пробормотала:
– Приедет сам и распорядится.
И вот уже вторую неделю они кого-то ждут. Бурковский лишь играл роль фельдъегеря, доставил Веру на место. На все вопросы девушки, которые сыпались на него во время их недельного путешествия, он уклончиво отвечал:
– Узнаете все, когда будет нужно, а пока не велено докладывать.
Странно, но лишения и неудобства совместного путешествия их примирили. Бурковский заботился о юной пленнице, кормил ее, укладывал спать на лучшее место в домике смотрителя или на постоялом дворе, даже развлекал анекдотами и повествованиями о собственных приключениях. Однако из виду ни на миг не выпускал. А она и не пыталась бежать: куда? Когда прошло первое потрясение, Вера смирилась с положением, уповая на Бога и понимая, что изменить сейчас ничего нельзя. Она вспоминала, как Марья Степановна говаривала:
– Что толку сетовать на бедствия да несчастья? Все дается человеку по силам его. Если ты не можешь ничего изменить к лучшему, молись и жди. Во всем есть Промысел Божий.
Еще одно открытие, удивившее ее, сделала Вера. Оказывается, даже в самом пропащем человеке (а именно таким она считала Бурковского) всегда остается нечто человеческое: сострадание, любовь, жалость. Пусть на самом донышке, но есть. Впрочем, Бурковский не был закоренелым злодеем – скорее авантюристом, игроком, бесшабашной головой и просто никчемным человеком без всякой основы. Вот его и носило по жизненным весям как былинку в поле.
Но теперь бедную пленницу более беспокоил вопрос: кто ее похититель? Вере страсть как хотелось обмануться, поверить, что это дело рук Вольского, ведь однажды он решился на подобное… Однако будь Вера вдвое глупее теперешнего, и тогда бы понимала, что все это мечты. Вольского надобно забыть.
Когда бедняжка впервые увидела свою тюремщицу, тотчас с ужасом подумала: «Должно быть, это сводня, как коноплевская Лизавета Густавовна!» С трепетом и страхом девушка ждала, что ее худшие опасения подтвердятся, и сделала попытку найти путь к отступлению. Однако окна, несмотря на жару, были крепко заколочены и не открывались, дверь комнаты всегда запиралась бдительной стражницей, а выход в сени сторожила Матрена. Вера грешным делом даже подумывала о самом крайнем средстве, если дойдет до насилия, но вновь решила положиться на Божью волю…
Когда пленница вышла к столу, Архиповна уже отправилась по своим темным делишкам. Вера завтракала в одиночестве. Матрена, подав винегрет и чай, спряталась в кухонном закутке. Покончив с простым кушаньем, девушка тоже вернулась к себе. Самое тягостное в ее положении было то, что приходилось бездельничать. Вера каждый день мела пол, смахивала пыль в своей комнатке. До блеска оттерла окно, которое выходило куда-то на болото и в которое ни одной живой души не было видно. О книгах в доме и не слыхивали, рукоделья под рукой тоже не было, и бедняжке ничего не оставалось, как думать и мечтать.
Бедная девушка постоянно возвращалась в мыслях к тому роковому дню, когда Вольский застал ее с гусарским поручиком. Воспоминание причиняло боль, будто все произошло не далее как вчера. Вера думала с горечью, что нынешнее ее положение – это расплата за соблазны актерской жизни, за неверный путь, который пришлось ей избрать поневоле. Вольский никогда не простит Веру, слишком низко она пала в его глазах. И поделом же ей!
Мучительные размышления заставляли юную пленницу метаться по комнате-тюрьме и ломать руки от душевной боли. Несчастный Шишков погиб по ее вине! Стельковский разжалован и теперь ищет смерти под чеченскими пулями! Из-за нее, Веры! Кругом виновата, и это заточение – пустяки в сравнении с ее прегрешениями. А еще Сашка… Она не только не смогла уберечь братца от жестокой действительности и страшного преждевременного опыта, но чуть сама не соблазнила его! Теперь он и вовсе остался один. И маменьку Марью Степановну оставила без помощи и доброго слова в тяжелой утрате и в болезни. «Грешна! Виновна!» – казалось, все вокруг твердит Вере. Девушка чувствовала страстную жажду искупления, покаяния.
И теперь, возвращаясь к привычным уже мыслям, Вера с ужасом прошептала:
– В церкви не была полгода! Надобно упросить Архиповну отпустить меня на исповедь.
По случайным обрывкам разговоров во время путешествия Вера знала, что ее везут в Петербург. Но если это и был Петербург, то самый бедный и отдаленный его квартал на краю болота. Однако и в этом мрачном уголке должна быть церковь, куда ходят здешние прихожане по воскресеньям.
Как только вернулась Архиповна, Вера приступила к исполнению задуманного.