Воспитанница любви
Шрифт:
– Никогда, – повторила она.
– Увидим-с, – зловеще произнес Иван Иванович. – Кто тонет, тот и за бритву хватается. – Однако, не выдержав пронзительного взгляда жертвы, он ретировался, скрывшись за дверью.
До вечера девушка трепетала, ожидая какой-нибудь новой подлости от Алексеева. Чтобы развлечься, она открыла сундук и перебрала его содержимое. Это занятие успокоило бедняжку. Должно быть, Алексеев не наведывался в сундук и не знал, какие сокровища он хранит. Вера с радостным биением сердца добыла обернутый в плащ портрет Вольского, со дна достала заветный альбом со стихами Евгения – постоянный спутник в ее скитаниях. На дне сундука, под платьями, она раскопала мешочек с драгоценностями, подарками завсегдатаев кулис. Особливо Вера обрадовалась молитвеннику, подаренному
До темноты возилась Вера с нарядами, припоминая, что было связано с тем или иным платьем. Она и не заметила, как наступила ночь, а к ужину ее не позвали. Пришлось лечь натощак, не просить же бабу-ягу о снисхождении. Вера слышала, как за стеной переговаривались Алексеев с кумой. После все стихло. Пленница опасливо поглядывала на дверь, которая не запиралась изнутри. Она решила придвинуть к двери стол, на крайний случай. Собравшись с силами, стараясь не греметь, она с трудом подтащила стол к двери, а сверху водрузила стул.
Немного успокоившись, Вера стала засыпать. Ей уж грезились сны: сцена, Сашка, вредная Натали, которая дразнит Веру лебяжьей пуховкой. Девушка швыряет в подлую шпионку медным канделябром и от грохота просыпается. Она не сразу поняла, что гремел не канделябр, а стул, упавший со стола. Поняв, вскочила без промедления, набросила на себя ночную кофточку поверх сорочки. Вооружившись первым попавшим под руку предметом – а это оказался щербатый кувшин, – она стала ждать. Ночь была светлая, будто и не ночь вовсе, а сумерки, поэтому Вера видела все. Вначале заскрипела дверь и ударилась об стол, после задвигался и стол, медленно отъезжая вместе с дверью. Только теперь показалась лысоватая голова полураздетого Алексеева. Удар тяжелым кувшином пришелся именно на это слабое место. Иван Иванович тоненько охнул и схватился за голову. Подвывая и причитая, он тотчас бежал с поля боя.
Вера облегченно выдохнула и прислушалась: жив ли ее обидчик. Сомнения рассеялись после того, как дом огласился воплями и бранью самого Алексеева, затем Архиповны. Должно быть, баба-яга искала в буфете серебряную ложку, чтобы приложить к шишке, образовавшейся на лысине Алексеева. Вера понимала, сколь опасен мог быть мерзкий сластолюбец, и готовилась к самому худшему. Однако никаких иных действий не последовало более в эту ночь, и она спокойно уснула, восстановив пирамиду у двери.
Проспала Вера долго, а проснувшись, удивилась, что ее не разбудили к завтраку. Вкусный запах пирогов проникал сквозь щели в сиротскую келью затворницы, и Вера почувствовала зверский аппетит. Одевшись, она освободила дверь и попыталась выйти. Дверь оказалась заперта снаружи. Борясь с испугом, девушка стала громко звать Архиповну. Ответа не последовало. Однако спустя некоторое время явилась Матрена. Она безмолвно положила на стол перед опешившей Верой ломоть черствого хлеба и поставила графин с водой. Забрав ночную вазу, кухарка вышла, заперев за собой дверь. Встревоженная девушка еще не успела приступить к скудной трапезе, как Матрена вновь показалась, чтобы вернуть горшок и забрать кувшин для мытья. Спрашивать ее было бесполезно, но несчастная пленница все же попыталась это сделать. Кухарка мотала головой и мычала, испуганно размахивая руками. Когда глухонемая принесла воду для умывания и за ней окончательно закрылась дверь, Вере сделалось страшно.
Она долго прислушивалась к звукам за стеной, но там было тихо, как в склепе. Должно быть, Архиповна ушла по делам, а Иван Иванович съехал. Что же означало все это? Ее посадили на хлеб и воду? Таким способом Алексеев намеревается вынудить Веру согласиться на брак с ним? И зачем все же нужна ему бывшая воспитанница? Нет, неспроста так заинтересован Иван Иванович в этом браке, что-то он задумал. Но что? Что?
Вера в который раз обошла свою комнату, приблизилась к окнам. Стекло можно разбить, но как быть с металлической решеткой, которая почему-то украшает замысловатым узором окна мещанского домика, довершая его сходство с тюрьмой? Она не первая, кто томится здесь, пришло Вере в голову. Архиповна промышляет чем-то беззаконным, это очевидно. Девушка припомнила рассказ княгини, в котором фигурировала кума Алексеева, только вот в какой связи?
Без всякого аппетита Вера сжевала черствый хлеб, попила воды. После она стала обследовать пол, половицу за половицей, в поисках расшатанных или сгнивших досок. Столь же внимательно рассмотрела замок в двери, даже попыталась подобрать отмычку, но ничего подходящего, кроме шпильки, у Веры не нашлось. Однако шпилькой тоже надо уметь действовать. Девушка билась целый час, ковыряясь в замке, но без толку.
Казалось, ничего не изменилось: те же стены, оклеенные жалкими бумажными обоями тусклого узора, та же ветхая мебель, украшенная салфетками и безделушками Веры, – все то же, но пленнице чудилось, что комната превратилась в холодную сырую темницу, из которой нет выхода. Вновь стало нестерпимо душно. Силясь не поддаваться панике, Вера присела у окна. Решение придет, непременно, не надобно впадать в отчаяние. Из острогов люди бегут, с каторги, а уж отсюда-то не сбежать…
Вера призналась себе: она лишь потому до сих пор не решилась на побег, что в глубине души все же надеялась вопреки доводам рассудка в роли похитителя увидеть Вольского. Бежать некуда? Это не беда, Господь не оставит. Можно наняться прислугой, гувернанткой. Актрисой? О нет, только не актрисой. Однако без рекомендательных писем Веру никто не возьмет, к тому же она вовсе не знает Петербурга… Впрочем, что пользы теперь об этом тревожиться: пока что она сидит взаперти.
За стеной послышался шум, это Архиповна вернулась. Девушка даже обрадовалась: должно же все разъясниться. Однако старуха так и не заглянула к пленнице. Вот и время ужина миновало, о Вере не вспомнили. Она все более уверялась в своих предположениях: Алексеев решил принудить ее к браку, поморив голодом и держа взаперти. Так он надеется восторжествовать над бедной пленницей. Однако Вера не доставит ему этого удовольствия. Девушка решительно подошла к двери и забарабанила в нее с криком:
– Откройте, откройте же, иначе я стану кричать!
Рядом раздалось знакомое хриплое покашливание. Вера притихла, слушая, что последует далее. Старуха за дверью, откашлявшись, ворчливо ответила:
– Кричи, кто тебя здесь услышит? А то если надумала покориться, так я за Иваном Ивановичем пошлю. Сказывай, что передать-то.
– Нет, ничего не надобно, – ответила Вера, понимая, что из бунта ее теперь вряд ли что выйдет.
– Ну так и сиди, коли нравится. – И старуха прошаркала в свои покои.
На другой день все повторилось. Вера проснулась от одуряющих запахов булок и другой стряпни, но получила на завтрак хлеб и воду. Ее желудок бунтовал, противясь скудной пище, но девушка мужественно разделила ломоть черствого ситника на три части, зная, что это еда на целый день, и съела один из кусков, запивая водой. Так она могла продержаться долго, несмотря на мучительное желание съесть что-нибудь посущественнее. Матрена появилась еще дважды, словно совершая безмолвный ритуал. Старуха с утра отправилась из дома. Ни разу за весь день Веру не выпустили из комнаты, хотя она слышала, что Архиповна вернулась и ворчит что-то себе под нос. Девушка крикнула:
– Дайте мне метелку и совок, я хочу прибраться!
Ответа не последовало. Старуха будто оглохла, как ее кухарка. Вера вновь побегала из угла в угол, соображая, как ей выбраться из плена, покуда не явился Алексеев с новыми притязаниями. Сложив в сак на всякий случай самые ценные украшения и вещицы, Вера пересмотрела платья и шляпки. Сундук, натурально, она не унесет с собой, надобно выбрать самое необходимое и обиходное. По погоде еще мантильку, перчатки… Оказалось, что самое трудное в побеге – остановиться на одном наряде, который пригодится на все случаи жизни. До вечера бывшая воспитанница и вчерашняя актриса ломала голову, что же ей выбрать: палевое из тафты, розовое шелковое или изумрудное креповое? А еще шляпку! Она должна подойти к любому наряду. Брать ли зонтик, если есть мантилья и шляпка? А как жаль оставлять альбом и портрет, истинные сокровища! «До встречи!» – шепнула Вера, пряча их поглубже в сундук. Надо ли упоминать, что на запястье она повязала нитку бисера, свой талисман.