Воспитанник Шао.Том 1
Шрифт:
— Пока не случится непоправимое, все кажется нормальным.
— И все же Чану видней чиновничья кухня. Приезжал он не только высказать соболезнования. Чан — опытный разведчик, но думаю, что и он не подозревает, что мы представляем как организация.
Дэ принял прежнее лицо.
— Десять тысяч раз прав Ван. Он сердцем понял, какая опасность грозит Русу. Мы с тобой всегда ждем той минуты, которая не оставляет сомнений. После слов полковника мне все видится в мрачных тонах. Теперь нет места медлительности. Пора принимать решительные меры. Если Рус опережает их на сутки, все остальное зависит от нас.
— Руса нужно отправить за границу года на три. С учетом затихания революции многое переменится. К тому времени Рус никому нужен не будет.
— Но сейчас мы тоже на привязи. Мы не знаем, где Рус, где проходит его путь.
— От Вана скоро должен быть человек.
— Надо собирать старейшин, патриарха.
—
— Вы не заметили, что Чан всегда один приезжает?
— Серьезный противник. Среди спесивого офицерья непривычно видеть одаренных людей.
— Надо держать с ним контакт — не чужой!
— Скромный, умный, могущественный.
Первый раз Дэ улыбнулся.
— Готовьте людей, Коу, приступаем.
Карающий поклонился и тенью призрака исчез в проеме двери.
Дэ остался. Тяжелые мысли еще долго бродили по его напряженному лику.
Глава пятая
ЕРЕСИАРХ
Пройти, но не перешагнуть
Порог, а только стать у двери
Шаг в будущее и забудь
Про лучшие свои потери!
…..
Судьба теряется в судьбе
Пустой, как комната пустая.
Шаг в будущее — шаг к себе.
Какая истина простая.
Древние горы Суншань. Легендой и явью опаленные стены старого Шаолиньсу. От времени и постоянного безмолвия полуразваливишиеся строения потемнели, приняли землистый оттенок. Давно, несколько веков здесь никто не живет Есть привратник: неизвестно, как и почему присутствует при храме усопшем. Но есть.
В предыдущие годы любопытным и посетителям открывал скрипучие, покосившиеся ворота какой-нибудь дед, гордо носящий следы ранений и увечий. Как они жили, никто не знал, да и не интересовался. Только ясные волевые глаза подсказывали наиболее пытливым о том, что перед ними мудрый воин, не потерявший для своих лет стройность осанки и цепкость верного слова. Они снисходительно и добро поглядывали на посетителей, как бы говоря, что пришедшие — новички в жизни, что тепло их существования сыграло с ними неважную роль и что пригодны они лишь на то, чтобы пройти по миру без следа.
Старый, обгоревший монастырь. Его свято чтут, оберегают как последнюю реликвию, родоначальницу боевого искусства Востока, центра по совершенствованию мудрейших приемов из арсеналов возможного для человека. Кропотливейшие достижения прикладного искусства, боевых возможностей человеческой психики.
Опасались монастыря и могущественные правители Срединной, и жестокие завоеватели-иноземцы. Недаром, при первой возможности, они обрушивали карающие удары по узлу подготовки организаторов восстаний. Искоренить кровно опасную оппозицию было их главным делом. Но то, что шло из недр народных, нельзя было ни уничтожить, ни предать забвению. Тот, первый Шаолиньсу после ожесточенных схваток переместился в провинцию Хунань, княжество Вэй. Теперь оттуда исходили угрозы притеснителям народа. Ни на день не утихали в Поднебесной бунты и стихийные взрывные восстания против угнетателей. Шаолиньсу жил и готовил кадры для новых выступлений. Был потом и третий Шаолиньсу, готовивший свое слово против иноземцев-колонизаторов нового времени. Но к этому моменту боевые возможности сабли и топора заменились быстродействующим преимуществом огнестрельного оружия. Эффективность сопротивления старых школ понизилась. Карательные и репрессивные меры власть имущих стали губительнее. Обстоятельства вынудили руководителей тайных братств отойти в глубь Срединной: исчезнуть с глаз центральных властей. Подальше, в высокие малозаселенные горы Запада. Время растворило в подоплеке событий известия о них. Иные ветры тревожили мир, новые веяния охватывали умы мудрецов. Дорога к равенству, справедливости искала новые пути. Иные законы общественного развития открывала история. Мистические перевоплощения, тайность, оккультные ценности, пророческие видения, религиозные экзальтации отходили в прошлое. Борьба масс, борьба миллионов выходила на первые места в грандиозной битве народов за счастье и свободу. Знание двигало вперед борьбу.
Отшумели ветры народных выступлений средних веков и нового времени. Приспущены знамена. Но не померк дух продолжателей великого дела. Ревностно хранят они обычаи и традиции братских обществ, свою историю, свою память.
Здесь, у вековых стен Шаолиньсу, следуя памяти и заповедям мудрых предков, принимают потомки важнейшие решения, необходимые для дальнейшего существования боевого братства. Здесь, в труднодоступных, заброшенных местах, вдали от неприятельского уха, собираются монахи: члены-сектанты средневекового общества «Байляньцзяо» — Белого Лотоса, одного из его течений — «Син и». [5]
5
«Направленная воля»
Вот они — немногим более двухсот человек, представителей монастырей одного течения боевого искусства — сидели серьезно на стылой земле и внимали словам настоятеля Шао.
Немного в стороне сидел такой же древний, но с прямой осанкой патриарх-ересиарх «Направленной воли» Фу Цинь. Столетний старец со светлыми глазами, необычайно кроткий в разговоре и с непререкаемым авторитетом наставника, продолжателя и хранителя боевых секретов мудрецов прошлого, — боевого искусства У-шу.
Сухие, жилистые руки всегда держали небольшую связку игрушечных приспособлений холодного оружия: мечи, сабли, кинжалы, ножи, стилеты, копья, алебарды, трезубцы, палицы, секиры, косы, топоры, серпы, нунчаки, [6] звездочки, шестоперы, клевцы, арбалеты и еще невесть какие несуразные приспособления, непонятные уму постороннего. Он их всегда перебирал в руках, как араб или индус свои четки. Всего их было тридцать три.
6
Цепы
На небольшом возвышении у самой стены медленно выговаривал свое настоятель. Его голос, глухой, скорбный, тяжело рассеивался в рядах присутствующих и настороженно застывал в темнеющем эфире вечерней зари.
За сто двадцать восемь из Шаолиньсу
Покорим Юг и Север и уничтожим монарха Цин.
Несправедливый Цинский правитель нам ненавистен.
Потому что он сжег наших братьев-монахов.
Это текст из древних писаний. Настоятель читал его медленно, врастяжку, с горьким выражением. Ряды сидели и покачивали в такт головами.
— Братья! — неожиданно на властный звучный тон перешел Дэ. — И для нас, как нередко для наших предков, наступает момент созревающей истины. Момент вскипающего бытия. Мы удачно пережили коварные удары Культурной революции. Дальновидность, прозорливость, осторожность помогли нам. Да не изменит нам разум в минуты важных решении. Чтобы сохранить наше братство, мы вынуждены были согласиться на терпение и смирение. Мы выполнили волю центральных властей. Мы оказались выше их. Это во многом спасло нас от диких орд шалеющих хунвейбинов. Сохранило нас, как островок общины в бескрайнем мутном потоке людской неразберихи. Разнузданной силе, подталкиваемой властью, противиться трудно, да и небезопасно. Печальная участь более двух тысяч монастырей в памяти каждого из нас. Не избежали роковой доли и некоторые наши монастыри. Все мы скорбим по ним. Поэтому, оглядываясь на прошлое, мы должны пристальней смотреть в будущее и не повторять ошибок, которые для нас могут оказаться гибельными в обстановке неконтролируемой анархии государственных органов. Как и наше искусство, мы должны быть достаточно гибкими, стойкими во взаимоотношениях с внешним миром. Мы научились быть осторожными. Нас уважают. Уходят в забвение и нехорошую память годы авантюрных порывов тщеславных лиц. Ветры жизни пробивают себе дорогу сквозь дремучие умы бюрократии. Мао слаб. Время защищать наши лучшие кадры от нападок политических игроков и интриганов. От судьбы не уйдешь. Но в наших силах воздействовать на нее в интересах правды и порядочности. Бывший воспитанник нашего монастыря, китаец русского происхождения, силою обстоятельств и коварства попал в положение загнанного, затравленного изгоя. С двух лет он приемыш нашего доброго братства. С двух лет впитал он соки и мысли нашей истории, бытия.
По тихим, слушающим рядам прошел шелест удовлетворения и, в то же время, немного удивления.
Цоканье языком известило, что для многих это новость.
— Искусный в боевом искусстве, добрый, не прихотливый в жизни, брат нам, братьям, который по зову сердца и просьбе ближнего всегда придет на помощь, по существу своему не мешающий никому и ничему, волею рока, людей недалеких, так щедро осаждающих нашу бренную землю, оказался в центре политических амбиций, нечестных ставок некоторых ответственных лиц. Не исключено, что в погоню за политическими дивидендами может включиться пропагандистский аппарат центра. Ради рекламы, ради лишнего подтасованного козыря, ради того, чтобы обелить себя перед миром, показать, что русские также опасны, как этот беглец, не имеющий ни родины, ни приюта, ни защитников, ни друзей. Что они, русские, также опасны, как вор с большой дороги и с большой дубинкой. Не преминут каждый раз упоминать безвинного сироту, которого к тому времени собираются сжить со свету. На которого польется вся грязь безудержной, беззастенчивой пропаганды наших газет и журналов.