Воспоминания бывшего студента
Шрифт:
Возможно, на начальном этапе обучения я чего-то не понял или не запомнил. И поэтому никак не мог взять в толк, как это в настоящем (и других тоже) времени можно ещё что-то выделить, от чего и слова будут звучать по- разному, и перевод будет разный. И если смысл текста мне всегда был понятен, то разницу в том, что, например, «действие совершается постоянно, или сейчас, или продолжается или…ещё чего-то» я вроде и понимал, но зачем вся эта, извините, «галиматья» в толк взять не мог.
Учебники, которые нам предлагались, были, как и положено, ориентированы на специфику ВУЗа. И если мы эту специфику понимали, то для Ивана Степановича, по-моему, это был такой же «темный лес» как для меня «времена».
Конечно, он знал, что «ток бывает переменный и постоянный». Но объяснение, почему «трамвай для движения использует постоянный ток» нас, извините, Иван Степанович, насмешило. А он «на полном серьезе» считал, что, если бы трамвай «попытался» двигаться на «переменном токе», то «он бы дергался туда-сюда с частотой пятьдесят герц».
Выслушав перевод он, считая, наверное, что оценку моих знаний «по-английски» я (как, впрочем, и другие) не пойму, делал разбор ответа по-русски. Сделав после ответа небольшую паузу, он протяжно произносил примерно такую фразу:
– Да а а, камрид Терехов, слабовато.
– Я старался, Иван Степанович, – с тоской произносил я в ответ.
– Не сильно старались, камрид Терехов, ситдаун.
Так я и закончил изучение английского языка в институте, не сумев понять «их», английскую, разницу в настоящем, прошедшем и будущем времени.
Мои институтские друзья запомнили фразу Ивана Степановича, и когда у меня что-нибудь не получалось, иногда звучало: «Не сильно старались, камрид Терехов».
«Штангист»
Первое сентября 1968 года у меня началось, как у всех студентов: с лекции. Появились новые предметы, появилось и новое увлечение.
Во дворе главного учебного корпуса располагался спортзал. Точнее, здание, переоборудованное в спортзал. И было это здание, до тех пор, как его не переоборудовали, кирхой. Кирха или кирка (нем. Kirche) – германизм, обычно используется для обозначения лютеранских культовых сооружений. Оригинальное немецкое значение – церковь, как таковая, во всех смыслах, как сообщество, так и здание, без какой-либо конфессиональной окраски.
Так все спортзал и называли «кирха». Здание классической готической архитектуры, построенное в начале 19 века снаружи, как я полагаю, не ремонтировалось к тому времени, очень давно. Но то, что оно очень красивое, было видно и без ремонта. Все внутреннее оборудование, которое, наверное, было в здании, отсутствовало. Центральный вход с крыльцом был закрыт, а входили мы через боковую дверь, которая располагалась напротив общежития, в левой (если смотреть с фасада) стороне здания.
< image l:href="#"/>Кирха-спортзал. Слева – пятиэтажная «общага»
А внутренние помещения представляли собой вот что: сразу от входа был большой зал, где по краям располагался ряд скамеек. На противоположной части были установлены помосты для штангистов, перекладины, брусья и другое спортивное оборудование. Центральная часть представляла площадку для волейбола. А если постелить маты, то это был огромный ковер для борцов. В районе центрального входа были оборудованы душевые.
Самым интересным был балкон, который располагался внутри по периметру всего зала на высоте около трех метров. Подняться туда можно было по двум лестницам. Там обычно тренировались велосипедисты. Конечно, они не ездили по балкону. Велосипеды были установлены в специальные станки. Передние колеса были зафиксированы, а задние стояли на специальных приспособлениях. Педали можно было крутить, колеса крутились. А для дозирования нагрузки имелись специальные устройства. Иногда удавалось покрутить педали, но у каждого велосипеда был хозяин, и не все любили, когда посторонние пользовались этими тренажерами.
Физподготовка была таким же обязательным предметом, как и все остальные. Когда было тепло, мы занимались на улице, а зимой, естественно, в зале.
Когда я летом работал грузчиком, я понял, что надо «подкачаться». И самым простым способом было занятие тяжелой атлетикой. Пришел я в зал самостоятельно. Переоделся, как мог размялся и подошел к помостам, где были штанги. На одном из помостов никого не было, штанга, по виду, была не тяжелой, и я решил её поднять. А после того, как опустил, меня окликнул мужчина: «Молодой человек, а ты что тут делаешь?»
Я подошел, поздоровался и сказал, что хочу заниматься «штангой». Мужчина лет сорока пяти, кряжистый, волосы с легкой сединой, внимательно оглядел меня. Это оказался тренер институтской секции тяжелой атлетики. Фамилии его я, увы, не помню, а звали его Георгий Амбросимович. Он спросил, чем я занимался раньше. История моих занятий спортом была небольшой. В школе я с товарищем бегал на средние дистанции, под его руководством. Потом была классическая борьба и бокс. Никаких успехов, естественно, не было.
Но про бег тренер попросил рассказать подробнее. А потом попросил раздеться до трусов. Ноги мои ему, явно, понравились. Я и на занятиях по физо с удовольствием бегал и пять, и даже десять километров. А когда он спросил, смогу ли я присесть со штангой в сорок килограмм, я ответил утвердительно. По его указанию мне на плечи положили штангу, я присел и легко встал. Вес увеличили. Потом ещё. Я встал, и улыбнувшись, сказал, что и ещё смогу. Но тренер был мужчина и умный, и опытный.
После нескольких минут беседы, указания по поводу тренировок, одежды, питания, Георгий Амбросимович представил меня всем спортсменам и поручил одному из них в этот день заняться со мной. Мой наставник, совсем небольшого роста и хрупкого, как мне показалось, телосложения паренек учился на четвертом курсе и имел первый разряд по штанге. Узнав это, про разряд, я искренне удивился. Но, когда он рассказал, сколько «делает», а, по-простому, «поднимает», в каждом движении, я удивился ещё больше.