Воспоминания (Царствование Николая II, Том 2)
Шрифт:
{269}
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВНЕЙШИЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ,
ПРОВЕДЕННЫЕ В МОЕ ПРЕМЬЕРСТВО
* Из числа законодательных мер, проведенных во время моего министерства, заслуживают внимания следующие. Одна законодательная мера, не осуществленная, характеристична с точки зрения показателя существовавших в то время настроений. Я говорю о законопроекте по поводу смертных казней.
До 17 октября существовал закон, в силу которого генерал-губернаторы могли предавать преступников военному суду, причем суд сей обыкновенно кончался смертною казнью преступника. В местностях же, где нет генерал-губернаторов, предание военному суду могло совершаться лишь по соглашению министра внутренних дел с министром юстиции. До 1904 года законом этим пользовались довольно редко. По мере развития революционного настроения этот закон
В 1905 году до 17-го октября и после 17-го, когда начали создаваться временные генерал-губернаторства с объявлением тех или других местностей в исключительном положении и П. Н. Дурново начал усердствовать в угождении развившегося реакционного направления, смертные казни приняли совершенно произвольный характер. За одни и те же преступления в одних местностях предавали военному суду, а в других не предавали. Приговоры военных судов всегда давали смертные казни, причем в одних случаях приговоры эти получали утверждение, а в других, совершенно одинаковых, не получали. Для того, чтобы обуздать эту игру в рулетку смертных казней, я настоял, чтобы был выработан закон взамен существующего, в силу которого военному суду обязательно предаются {270} лица, совершившие следующие политические преступления: покушение на здоровье или жизнь правительственных агентов и приготовление, а равно действие взрывчатыми бомбами. За эти преступления анархического характера виновные обязательно должны были предаваться военному суду; суд, признав подсудимого виновным, должен был его присуждать к смертной казни и мог уменьшить это наказание до каторжных работ только при особых обстоятельствах, заслуживающих подсудимому снисхождение. Приговор суда не требовал санкции административной власти (генерал-губернатора или министра внутренних дел). Таким образом случаи предания военному суду весьма суживались. Предание военному суду независимо от административного усмотрения - над подсудимым творили суд, хотя и военный, но независимый. Утверждение решения суда не зависело от административного усмотрения.
Можно быть в принципе за смертную казнь или против нее, но во всяком случае предложенный мною временный закон, уничтоживший существовавший закон о присуждена военными судами к смертной казни, вносил в это дело некоторую закономерность и весьма суживал применение этого рода наказания.
В совете министров - два члена - князь Оболенский и Тимирязев с целью показательного либерализма в то либерально-революционное время высказались против законопроекта. Дабы не ставить Его Величество в необходимость решать это кровавое дело (в то время министерство полагало, что имя Государя должно поменьше касаться крови), законопроект был представлен в старый Государственный Совет, который существовал до предстоящего в ближайшее время открытия новых законодательных учреждений.
Государственный Совет подавляющим большинством голосов принял этот проект. В меньшинстве между прочим был почтеннейший член Государственного Совета, известный профессор Таганцев, который принципиально вообще высказывался против смертной казни, как уголовного наказания. Были и такие члены, которые говорили, что после 17-го октября не следует вводить нового закона со смертной казнью, пусть до поры до времени доживают свой век старые.
Мемория Государственного Сорта была представлена Его Величеству. Государю было угодно согласиться с меньшинством. Он со мною по этому предмету ни разу не говорил. Я слышал, что на него повлиял обер-прокурор святейшего синода, все тот же князь Оболенский, пустив даже в ход влияние митрополита Антония.
{271} Я сожалел, что вопрос о наказании смертною казнью остался в столь безобразном состоянии, но хотел думать, что по крайней мере это служит как бы признаком, что Его Величество в душе против смертных казней.
Затем я ушел. Явилось министерство Столыпина. Как только он вступил после разгона первой Думы Горемыкиным, в министерстве которого Столыпин занимал пост министра внутренних дел, он ввел полевые военные суды по статье 87-ой основных законов Высочайшим повелением, вероятно, находя, что и прежний закон стеснительный для расходившейся администрации и либерала премьера Столыпина.
По этому закону открывался полный произвол администрации в применении смертной казни. Закон даже требовал, чтобы судьи были не военные юристы, а просто строевые офицеры. Тот же закон был представлен в совете министров главным военным прокурором Павловым (впоследствии убитым анархистом) в мое министерство. Мое министерство единогласно признало этот закон неприемлемым, и более всего возражал против него министр юстиции (ныне председатель Государственного Совета) Акимов.
Собралась вторая Государственная Дума, она не приняла закон о полевых судах, изданный по статье 87. Тогда Столыпин прямо изменил несколько параграфов военного и морского законодательства через военные и адмиралтейские советы так, что в сущности военные и полевые суды, им введенные, сохранились в неприкосновенности. И начали казнить направо и налево, прямо по усмотрению администрации, смертную казнь обратили в убийство правительственными властями. Казнят через пять, шесть лет после совершения преступления, казнят и за политическое убийство и за ограбление винной лавки на 5 рублей, женщин и мужчин, взрослых и несовершеннолетних, и эта вакханалия смертных казней существует и поныне.
3-я Государственная Дума, составленная из подобранных членов, на все это ни разу не реагировала, как будто она этого на знает. Это тянется уже шестой год, и после того, как Столыпин объявил об "успокоении", его за такие действия укокошили, (так в книге!, ldn-knigi) а порядок, им введенный, поныне действует и общество на него не реагирует. Наступило то время, когда общественное мнение преимущественно реагирует на карманные интересы...
{272} По манифесту 17 октября было Государем Императором решено и торжественно обещано даровать населению незыблемые основы гражданской свободы по началам действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов. Гарантию гражданской свободы служат везде, где такая свобода существует, более или менее культурные законы, соответствующие принципиальным взглядам на граждан (на общество и их членов), установившимся прочно в цивилизованных нациях в XIX столетии строгое соблюдение сих законов без возможности допущения административного усмотрения и произвола, что главным образом достигается независимостью суда; законная неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний, союзов.
Что касается наших законов, как их застал манифест 17 октября, то они в общем со времени Императора Александра II, можно сказать, соответствовали культурности нации. Императором Александром III под влиянием события 1-го марта законы эти были несколько испорчены преимущественно временными законами, проходившими через комитет министров, в том числе законом об исключительных положениях, суть которых заключается в объявлении той или иной местности вообще или в некоторых отношениях стоящей вне закона, а зависящей от административного, гражданского или военного усмотрения.
Установление законодательных независимых учреждений (Думы и Государственного Совета) давало основание надеяться, что бывшие недочеты в нашем законодательстве будут устранены и что законодательные собрания эти будут на страже нелицеприятного и строгого исполнения существующих законов. Такая надежда и осуществилась бы, если бы, с одной стороны, Дума политически не опьянела, полагая, что после 17 октября всю монархическую Россию можно свести насмарку, водворив культ принципов демократической республики, а с другой, явился бы более культурный руководитель судьбами России, нежели Столыпин, который бы, поняв необходимость привести Думу к практическому государственному разуму, не сделал этого посредством легкомысленного государственного переворота манифестом и законом 3-го июня 1907 года.
Что касается вопроса неприкосновенности личности, то таковая должна была быть гарантирована законностью и устранением исключительных положений. Закон об исключительном положении был проведен при Александре III не через Государственный Совет, а через {273} комитет министров, а тем не менее это есть закон, как и многие другие, которые проводились не через Государственный Совет, а через комитет министров - вообще временные политические законы. Закон об исключительном положении, как я сказал, был издан при Александре III, как временный и потому, когда истекал срок его, то он продолжался временным законом на несколько лет. Последний раз он был продолжен уже после 17 октября через комитет министров на срок трехлетний, причем в комитете было высказано, что это последнее продолжение закона, что он через три года должен будет или потерять свою силу или проведен через новые государственные учреждения (Думу и Государственный Совет).