Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945
Шрифт:
Прошло больше двух часов, а Кагановича нет. Звоню снова на ОП, но там не знают, где он. У меня появилась тревога: как бы они по дороге не попали в засаду какой-нибудь немецкой группе. Тем более что полковничья шинель и папаха — привлекательная цель для противника. Но Дорошенко сообщил, что Каганович переоделся в солдатскую телогрейку и шапку.
Вскоре дежурный разведчик докладывает, что на хуторе, который от деревни, где мы находимся, в полутора километрах в сторону противника, слышна стрельба из нашего автомата и немецкого. Подхожу к стереотрубе: видимость плохая, сильно мешает дымка. Разобрать там что-нибудь невозможно, но временами слышны очереди
Я спустился с крыши дома, где был мой НП, и пошел к командиру батальона узнать, в чем дело. Но он сообщил, что на хутор никого не посылал и, что там происходит, не знает. К тому же он получил приказ закрепиться в этом селе и пока не двигаться вперед.
Я вернулся на свой НП. Уже стемнело, когда мне сообщили, что полковой контрразведчик задержал двух пьяных солдат с награбленными вещами и один из них Каганович. Я понял, что в хуторе слышна была «работа» моих солдат.
Уже позже мне стали известны некоторые подробности этого происшествия из допроса Кагановича и солдата-узбека, который был с ним. Придя в нашу деревню, Каганович первым делом изрядно «заправился вином», благо чехи нас хорошо принимали и угощали. Ну а дальше пьяная фантазия завела их в хутор, где они действительно разогнали боевое охранение немцев, сидящих там, вывесили самодельный красный флаг (1 же Мая), который мы видели в стереотрубу, считая, что немцы хотят нас спровоцировать, добавили там еще выпивки. В перестрелке с немцами по пьянке убили мирного жителя, а потом по глупости набрали в домах разного барахла, с которым их и поймали. Расплата была скорой. Уже через неделю наш контрразведчик сообщил мне, что Кагановича расстреляли по приговору, а солдата отправили в штрафной батальон. Вот такой неприятный случай произошел у меня в батарее 1 мая 1945 года. Но он был не один.
Когда мы пришли в деревню, со мной было две повозки, одна лично моя, на которой мой ординарец возил кое-что из одежды и продуктов. Там же было несколько фотоаппаратов — трофеи, которые собирали мои разведчики, зная, что я что-то смыслю в фотографии. Там же была и моя «генеральская» форма.
Деревню, а вернее, подступы к ней, где мы находились утром 1 мая, противник довольно сильно обстреливал из минометов. Укрыть повозки и лошадей было негде. Командир батальона решил отправить в тыл кухню и две своих повозки. К ним присоединилось и мое хозяйство. Ординарцу я приказал, чтобы он с повозками находился у старшины батареи, пока я не вызову.
2 мая батальон получил приказ: сдать свой рубеж обороны румынским войскам, которые должны были подойти и сосредоточиться в указанном месте. Командир нашего дивизиона поставил мне задачу обеспечить огнем батареи, если потребуется, смену войск и прибыть к утру 3 мая в указанный мне пункт в направлении на Брно.
Вечером 2 мая я позвонил на ОП и у старшины батареи спросил, где находятся моя повозка и ординарец. Старшина сообщил, что он никого не видел и повозки моя и взвода управления на ОП не появлялись.
Когда батальон вечером начал сменяться, я спросил у командира батальона, где находится его кухня. Он мне ответил, что кухня в назначенное место не прибыла.
А утром посланные мной разведчики обнаружили место, где произошла трагедия. Это было в двух километрах позади нас. Очевидно, небольшая колонна наших повозок и кухня батальона напоролись на немецкую группу, пробиравшуюся на запад по здешним лесам. Дорога здесь шла лесом вокруг довольно большой высоты. Слева — крутой склон высоты, справа — крутой обрыв. Вот здесь и попали наши повозки в засаду.
Судя по всему, немцы ударили по ним из огнемета. Под обрывом валялись обгоревшие трупы моих красавиц лошадей из упряжек повозок, кругом были разбросаны обгорелые части повозок и имущества. Солдат, ехавших на повозках, не было. Здесь же неподалеку были обнаружены и остатки кухни батальона.
Рано утром я снялся со своего НП и двинулся по лесу назад, в село, где мы ночевали два дня подряд. По дороге проходили мимо того места, где произошла трагедия. Беспокоило то, что неизвестна судьба ездового и ординарца.
Вскоре мы благополучно прибыли в село, туда же прибыли и мои орудия. Немного отдохнули, пообедали, привели себя, лошадей и технику в порядок. Вечером колонна дивизиона двинулась вперед, по дороге на город Брно. Это второй по величине город Чехословакии после Праги.
Город Брно проходим поздно ночью. Занимаем боевой порядок, и утром батальоны двинулись в атаку. На удивление атака проходит почти без выстрелов. Немцы отходят, не стреляя по нас, а мы тоже идем без стрельбы, метров 500–600 от них. Временами останавливаемся, — батальону надо подтянуть свой боевой порядок, дать хотя бы небольшой отдых уставшим солдатам, мы ведь всю ночь двигались к этому рубежу. Солдаты достают из вещмешков сухари, брикеты концентратов каши или супа, жуют, запивая из фляжек.
Немцы, видя, что мы остановились, тоже останавливаются. Мы их хорошо видим, они видят нас, но никто не стреляет, война всем осточертела. Наши солдаты кричат немцам и машут руками, чтобы те переходили на нашу сторону. Немецкие солдаты что-то кричат в ответ, некоторые нерешительно делают попытки идти к нам по кустам, разделяющим наши позиции, но потом в испуге кидаются назад к своим.
Мои разведчики скрытно приблизились к немецким позициям и, когда несколько немцев сделали попытку перейти на нашу сторону, поймали их и привели ко мне. Это были пожилые солдаты, с испугом озиравшиеся вокруг в ожидании расправы. Они были призваны в армию по тотальной мобилизации, им, очевидно, за пятьдесят каждому. Они дружно отвечают на мои вопросы одним ответом «Гитлер капут!», других слов не знают.
Солдаты угощают махоркой, сухарями. Немцы успокаиваются, я пытаюсь объяснить им, что при первой возможности отправлю их на пункт сбора пленных, а пока они идут с нами. Мои связисты не теряются, ведь у каждого из них по нескольку тяжелых катушек кабеля. Они все время тянут линию связи с огневой позицией, временами останавливаются, подключают телефон и проверяют исправность линии. А тут подвернулась дармовая сила. Конечно, они нагрузили катушками пленных немцев. Те покорно тащат катушки, а я делаю вид, что не вижу этого. До самого вечера пленные шли с нами, пока их не увидел какой-то политработник и потребовал освободить пленных.
Продолжаем наступление. К вечеру 8 мая неожиданно встретили сильное сопротивление противника. Наша пехота залегла, окапывается. Я занял НП на каком-то сарае. Быстро темнеет, спускаюсь вниз в сарай. Улеглись на куче чечевицы, насыпанной прямо на полу в сарае. Побывал у командира батальона, который неподалеку со своим штабом. Он сообщил, что на утро назначена разведка боем — здесь, очевидно, заранее подготовленный рубеж обороны противника. Будем утром прорывать, а так как о противнике ничего почти не известно, то решили утром одним батальоном провести разведку боем, чтобы принять на себя огонь противника. Другие батальоны должны засечь огневые точки немцев, чтобы потом провести короткую артподготовку и атаковать главными силами.