Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии 1939-1945
Шрифт:
Мою оценку передовых укреплений французов подтвердили и результаты подробного исследования, проведенного инженерным советником при штабе группы армий майором фон Штиоттой. Выводы майора основывались по большей части на данных аэрофотосъемки; его аргументы проигнорировать было невозможно.
14 февраля в Майене, в штабе 12-й армии генерал-полковника Листа, была проведена еще одна военная игра. Вновь на ней присутствовал Гальдер и вновь объектом рассмотрения стала битва за переправу через Мёз. Вопросы, поставленные передо мной, сводились к следующему: могут ли танковые дивизии форсировать реку самостоятельно или должны ждать подхода пехоты; если верно последнее, то стоит ли им вообще участвовать в форсировании или лучше подождать, пока пехота наладит переправу? С учетом труднопроходимости Арденн к северу от Мёза последний вариант отпадал совершенно; ситуация становилась
Однако, когда даже генерал-полковник фон Рундштедт проявил полное невежество в отношении возможностей бронетанковых войск и высказался в пользу наиболее осторожных действий, ситуация накалилась до предела. Да, Манштейна нам явно не хватало!
Без конца шли споры о том, как организовать командование множеством танковых подразделений. Решения принимались и отменялись, и в конце концов командование бронетанковыми силами было поручено генералу фон Клейсту, который до сих пор не отличался хорошим расположением к танковым войскам. Когда стало окончательно ясно, что моему бронетанковому корпусу придется наступать через Арденны, я немедленно приступил к подготовке своих генералов и штабных офицеров к этой задаче. Под мое командование были поставлены 1-я, 2-я и 10-я бронетанковые дивизии, пехотный полк «Великая Германия» и еще некоторое количество частей корпуса, в том числе – батальон мортир. Все мои части, за исключением полка «Великая Германия», были мне знакомы как в мирное время, так и на войне, и никаких сомнений в их боеспособности у меня не было. Теперь же мне предстояло подготовить их к предстоящей тяжелой задаче, в успешное завершение которой не верил никто, кроме меня, Гитлера и Манштейна. Сама борьба за то, чтобы наши предложения были приняты, оказалась ужасно изматывающим занятием, и мне определенно нужно было отдохнуть. Во второй половине марта я взял короткий отпуск.
Однако перед этим прошло совещание в рейхсканцелярии, на котором присутствовали командиры армий и группы армий «А», генерал фон Клейст и я. Гитлер тоже был там. Каждый из нас, командующих, описал, какая задача перед ним стоит и как он планирует ее выполнить. Я выступал последним. Передо мной задача стояла следующая: получив приказ, пересечь границу с Люксембургом, через юг Бельгии продвинуться к Седану, форсировать Мёз и установить предмостные укрепления на дальнем берегу, чтобы обеспечить беспрепятственную переправу следующему за мной пехотному корпусу. Я кратко описал, что мой корпус будет двигаться по Люксембургу и Южной Бельгии тремя колоннами; по моим расчетам, я добрался бы до бельгийских пограничных постов в первый же день и в тот же день прорвался бы сквозь них; на второй день я дошел бы до Нёфшато; на третий – дошел бы до Буйона и пересек бы реку Семуа. На четвертый день я планировал выйти к Мёзу, на пятый – форсировать его. К вечеру пятого дня я надеялся завершить работу над предмостными укреплениями на дальнем берегу Мёза.
– И что же вы будете делать потом? – спросил Гитлер.
Я ответил:
– Если не будет других приказов, я планирую продолжить на следующий день наступление в западном направлении. Пусть на уровне высшего командования будет принято решение, куда мне двигаться, на Амьен или на Париж. На мой взгляд, правильнее всего было бы направиться через Амьен к Ла-Маншу.
Гитлер кивнул и ничего больше не сказал. Лишь генерал Буш, командующий расположенной по моему левому флангу 16-й армией, выкрикнул:
– Вряд ли вы уж так прямо с ходу форсируете реку!
Гитлер напряженно посмотрел на меня в ожидании моего ответа. Я произнес:
– Уж вам-то этого точно не придется делать.
Гитлер никак не отреагировал на это.
Дальнейших приказов относительно моих действий после того, как Мёз будет форсирован и предмостные укрепления на дальнем берегу установлены, я так и не получил. Все решения о том, как действовать, я принимал полностью самостоятельно, пока не добрался в Абвиль до Атлантического побережья. Все приказы, полученные мной от Верховного командования, носили лишь сдерживающий характер.
Итак, после короткого отпуска я вернулся к подготовке великого похода. Затянувшуюся зиму сменила великолепная весна, а постоянные учебные тревоги грозили обернуться боевыми. Перед тем как непосредственно перейти к описанию предстоящих
Первая мировая война на Западном фронте после короткого периода военных действий вскоре приняла позиционный характер. Сколько бы ни накапливалось на обеих сторонах ресурсов, их было недостаточно, чтобы сдвинуть укрепленную линию фронта, пока в ноябре 1916 года у неприятеля не появились танки. На гусеницах, под прикрытием брони, ощетинившись пушками и пулеметами, они доставляли солдат живыми и боеспособными прямо на немецкие позиции, сквозь артиллерийский огонь, проволочные заграждения, траншеи и воронки от снарядов. Наступление, как таковое, вновь стало возможным.
О важности танков свидетельствует тот факт, что Версальский договор под страхом наказания запрещал Германии обладать бронированными машинами, танками или любой другой подобной техникой, которую можно было бы использовать в военных целях, равно как и пытаться создать такую технику.
Отсюда следует, что с точки зрения наших врагов танк считался решающим оружием, которое нам иметь никак было нельзя. Поэтому я и решил тщательно изучить историю этого оружия и проследить его развитие. Если изучать теорию бронетанковых войск отстраненно, не находясь под влиянием традиции, то из нее можно извлечь и выходящие за рамки принятых за рубежом доктрин уроки по созданию, организации и применению этих войск. За несколько лет упорной борьбы мне удалось воплотить в жизнь мои теории раньше, чем к тем же выводам пришли в других армиях. Итак, главной причиной моей уверенности в предстоящем успехе был наш прогресс в организации бронетанковых войск. Эту уверенность вплоть до 1940 года мало кто в германской армии разделял.
Тщательное изучение истории Первой мировой войны дало мне некоторое представление о психологии участников боевых действий. О нашей армии я, исходя из личного опыта, знал достаточно. О противниках же с Запада у меня тоже сформировались некоторые представления – совершенно верные, как показали события 1940 года. Несмотря на то что своей победой в 1918 году неприятель был обязан танкам, занимался он с тех пор в основном вопросами позиционной войны.
Французская армия была самой крупной в Западной Европе; танков у французов тоже было больше всех.
В распоряжении объединенных англо-французских сил в мае 1940 года было примерно 4000 бронемашин; в немецкой же армии их было на тот момент 2800, считая бронемашины разведки, а на момент начала наступления боеспособны были лишь 2200 машин. Так что количеством мы врагу уступали, к тому же французские танки превосходили наши толщиной брони и калибром орудий, хотя несколько уступали в скорости и маневренности (см. приложение 3). Причем французы не только обладали самыми мощными мобильными частями, но и построили самую сильную в мире линию укреплений – линию Мажино. Деньги, вложенные в ее строительство, лучше было бы потратить на модернизацию и усиление мобильных войск.
Предложения де Голля, Даладье и прочих в этой области были проигнорированы. Из этого следует сделать вывод, что французское руководство либо не смогло, либо не захотело понять значение танков в современной войне. В любом случае, из всего, что я слышал об их крупномасштабных маневpax, я сделал вывод, что командование французов обучало своих солдат как наступать, так и обороняться осторожно, по плану, на основе определенных, заранее обговоренных условий. Перед принятием любого решения им требовалась полная информация о боевом порядке и намерениях противника. А после принятия решения его следовало реализовывать точно по плану, методично, причем не только на этапе переброски и построения войск, но и даже во время артподготовки и собственно наступления (или оборонительных действий, в зависимости от задачи). Эта мания все планировать и контролировать, ничего не оставляя на волю случая, привела к тому, что бронетанковые войска заняли в армии такое положение, при котором не могли нарушить заранее принятую схему и оказались намертво увязанными с пехотными дивизиями. Лишь небольшая часть французских бронетанковых войск была правильно организована для оперативных действий.