Воспоминания о Юрии Олеше
Шрифт:
Уже в Москве Георгий Шенгели сказал мне как-то с доброй и снисходительной улыбкой:
– А вы помните наши одесские беседы об Олеше? Казалось ли мне тогда или действительно вокруг ваших слов о нем как бы витало слово "гениальность"?
Меня, вероятно, всю передернуло от злости. Уже была "Зависть", "Заговор чувств", "Список благодеяний" и прекрасная пьеса "Бильбао", которую Олеша мне читал (но о ней потом).
– Вам смешно?
– спросила я.
– А вот попробуйте сейчас поговорить со мной об Олеше!
Он-то
Поэт Бугаевский называл Олешу "ваше императорское высочество", "наследный принц", "еще не император, но скоро взойдет на престол"...
Теперь, я думаю, уже всем понятно, почему я так неумно и неумело говорю об Олеше.
Лучше вспомню прошлое.
Мы с Юрой любили играть "в Пушкина". У Пушкина мы находили строчки из Анненского, Блока, даже Ахматовой.
...Знакомили меня с Олешей дважды. В первый раз - когда я была еще гимназисткой. Дело в том, что в ту пору моя "Баллада об Уоте Тайлере" уже ходила по рукам у одесской учащейся молодежи. Возможно, что она попалась на глаза и Олеше. Я упоминаю об этом только потому, что с двумя строчками из "Баллады" мы еще встретимся.
Ришельевская гимназия, где учился Олеша, была почти рядом с моей. Один из моих почитателей познакомил меня с Юрой на улице:
– А вот наш знаменитый хавбек (теперь в ходу другие футбольные термины), тоже пишет стихи.
Мы внимательно посмотрели друг на друга. Потом, когда мы по-настоящему познакомились уже в "Зеленой лампе", Олеша спросил:
– Вы меня запомнили? Мне ваши глаза даже снились.
Я его запомнила. У меня-то самые обыкновенные глаза, а вот таких глаз, как у этого ришельевца, я ни у кого не встречала. Но какой-то черт дернул меня сказать:
– Глаз ваших я не запомнила. Поняла только, что вы хороший футболист и пишете стихи.
Как потом выяснилось, Юра был огорчен.
Я много раз приносила ему извинения, описывала ему его глаза, которые смотрят на вас из другой, непонятной страны. Цитировала стихи Адалис: "Медальный профиль Юрия Олеши".
– У нее не о глазах, - сказал он сухо. Он был огорчен.
А силу своих глаз Олеша знал хорошо. И все о себе он знал хорошо. Уже в Москве он мне признался, что тогда, на вечере "Зеленой лампы", он мне не поверил. Что же его огорчило? Мое вранье?
С удивлением я вспоминаю, что совсем недавно кто-то сказал, что Олеша "один из таких больших маленького роста людей, как, например, Наполеон и еще кто-то". Мне Юра никогда не казался маленьким или низеньким.
Он весь был необыкновенный, и глаза у него были необыкновенные, и слова необыкновенные. Но такое бывает и у некоторых не очень полноценных людей (я говорю, конечно, не о глазах!), которые своим поведением, словами, поступками хотят как бы наперекор всему "утвердить себя".
Но когда Олеша с длинными, седыми,
Начну с Одессы. В прославленной восьмой аудитории юридического факультета (впоследствии там и обосновалась наша "Зеленая лампа") доцент, ведущий семинар, дал каждому из студентов странное задание: "Сообщить в письменной форме, какого цвета ворота дома, в котором он живет".
"Задание" было выполнено немедленно, хотя и показалось молодым людям смехотворным.
Однако, собрав все листки, руководитель семинара сказал очень серьезно:
– Прошу вас, не забудьте сегодня же проверить, правильно ли вы сейчас указали цвет ваших ворот.
На следующий день выяснилось, что из шестнадцати "опрошенных" правильно указали этот самый цвет только пятеро.
Студенты долгое время пребывали в недоумении - до тех пор, пока не заслушали лекцию "О недостоверности свидетельских показаний".
– Показания людей, оказавшихся случайными свидетелями того или иного происшествия, - пояснил лектор, - очень часто противоречат одно другому. Поэтому вы, будущие юристы, должны подходить к ним с большой осмотрительностью. Свидетели иной раз отнюдь не стараются вводить кого-либо в заблуждение. Просто на месте происшествия они оказались случайно, то есть они не были подготовлены к запоминанию.
Я сообщаю об этой лекции отчасти потому, что она имеет прямое отношение ко всему, о чем я собираюсь говорить дальше.
Когда мне случается выслушивать самые различные (всегда благожелательные, но не всегда верные) отзывы об Олеше, мне приходит на помощь вот эта давнишняя лекция.
Я, как и руководитель семинара, не собираюсь обвинять рассказчиков в преднамеренной лжи. Просто эти люди оказались случайными свидетелями большой и недоступной им жизни.
Очень часто товарищи Олеши толковали о том, что он до чрезвычайности самоуглублен. (Как это следует рассматривать? Достоинство это или порок?) Говорили о том, что Олеша при разговоре слушает и слышит только самого себя. Что, как бы интересны ни были высказывания его собеседника, он запоминает мысли только тех, кто является для него непререкаемым авторитетом. Последнее высказывание заставило меня громко расхохотаться.
– А, собственно, к чему было Олеше запоминать всякую ерунду? спросила я. И нажила себе серьезного врага. Оказывается, его-то именно Олеша не счел "непререкаемым авторитетом".
Правда, все эти разговоры велись еще при жизни Олеши. А сейчас - "дэ мортуис аут бэнэ, аут нихиль!".
...Составители сборника, безусловно, ждут от меня именно "одесских" воспоминаний об Олеше. Но об Одессе так хорошо и полно написал Лев Славин, что я даже рассердилась.
Мне ведь тоже хотелось рассказать о Карантинной (мне помнится, что это все же улица, а не переулок). О ней чудесно сказал Юра: "Я в нее вижу море". А может быть, он сказал: "в него"? Хотелось бы рассказать про Строгановский мост и про вывеску "Пароходство Трапани"...