Воспоминания охотничьей собаки

Эльберд М.

— Обратно поедем быстро: час — полтора.

— Ага. Ну, взяли!

Охотники потянули оцепенелого от страха тура на гребень. Потом, осторожно придерживая веревки, перевалили его на ту сторону гребня. И начался «легкий» спуск. Михаил с веревкой в руке шел вприскочку, иногда съезжая, как на лыжах, впереди. Иосиф, натягивая другую веревку, шел позади, а я — в середине, рядом со сползавшим вниз живым трофеем. Надо же на всякий случай стеречь добычу, ведь чем черт не шутит…

Погода все больше прояснялась, и внизу стали отчетливо видны речка и заросли облепихи на ее обрывистых берегах. Михаил шел по склону наискосок, чтобы сразу выйти к тому месту, где потерялась тропинка. На самой крутизне охотники остановились, чтобы поменяться ролями.

Хозяин был все-таки на целую собаку тяжелей, чем Иосиф, а здесь уже приходилось не столько тащить тура за собой, сколько удерживать его: иначе сам покатится вниз. Михаил поднялся к Иосифу и взял у него веревку.

— Смотри, — сказал он, — Мухтар костер зажег.

Я увидела вдалеке дрожащий оранжевый лоскуток и струйку серого дыма. Сейчас же спазмы голода сдавили мою глотку и обильная слюна закапала с высунутого языка. Как хотелось поскорее добраться до этого доброго огня, с которым всегда бывают связаны вкусные запахи и такие чудесные теплые кости!

Иосиф взял нижнюю веревку; мы «поехали» дальше и скоро оказались там, откуда начинали подъем.

Внизу перевели дух и стали совещаться, как быть дальше.

— По этим камням за веревки его не потащишь, — сказал хозяин. — Снега почти нет.

— А если бы зарезали?

— Тогда шкуру и внутренности — долой, мясо — на куски и в мешок, а голову с рогами — в руках.

— Нет, — покачал головой Иосиф. — Теперь дядя Мухтар режит.

— Правильно, — согласился Михаил.

— А мы вот что. Давай погоним его своим ходом. Это будет здорово, а?

— Удержим за веревку рога?

— Удержим. Возьми-ка заднюю веревку и дай мне нож.

Хозяин быстро разрезал путы на турьих ногах, схватил вторую веревку и отскочил вперед на всю ее трехметровую длину. Тур продолжал лежать, как парализованный. Заставлю тебя встать! Я зарычала и укусила его за ногу. Вот, правильно говорят: «Вскочил, будто ужаленный!» Старый козел рванулся вверх по склону, но веревки не пускали. А хозяин рванул его раз и еще раз, и еще, протащил несколько шагов и продолжал тянуть. С громким лаем я бросилась на упрямого скота сзади и как следует «подбодрила» его. И он пошел. Пошатывался, упирался, но шел. Подгоняя тура, я, видимо, немного перестаралась, и трофей бросился вдогонку хозяину и полукружиями рогов чувствительно поддал ему под окорока. Хозяин вскрикнул от неожиданности и резво устремился вперед. Иосиф хохотал, еле удерживая веревку, которая дергала его, как тряпичную куклу. Тур ухитрился еще пару раз напомнить хозяину о своих обидах. Никогда я не думала, что такой тихий человек, как Иосиф, может так громко смеяться. Он даже упал на землю, продолжая смеяться с какими-то странными присвистываниями и пристанываниями. Тур поволок его немножко по земле и остановился. Затем повернулся и бросился на Иосифа, который едва успел вскочить на ноги. Кажется, хозяин не особенно старался удерживать свою «вожжу», и тур тотчас этим воспользовался. От удара под зад Иосиф чуть было не взлетел на воздух, а Михаил покатился со смеху: до него дошел, наконец, весь комизм положения. Зато Иосиф уже не видел в этой ситуации ничего смешного. А я прыгала у самой морды зверя и лаяла, лаяла, лаяла до хрипоты. Но вот беспокойный козел опять выбился из сил и присмирел. Вскоре мы уже выходили на поляну, где нас встречал вытаращивший глаза и распахнувший рот дядя Мухтар.

— Это… Это как? — пробормотал он.

— А вот у Картечи спроси! — ответил торжествующий племянник. — Картечью туров не стреляют, зато Картечь их ловит живьем. Ясно?

— Не-а! — честно ответил дядя.

— Ну, ладно. Потом расскажу. А ты пока зарежь этого козлика.

— Ха! Зарежь! Что он, баран что ли?

— Не будешь?

— Не-а! Я хоть и не такой знаменитый охотник, но все-таки охотник. Понял?

— Что делать?

— Дождемся попутного грузовика, отвезем в село, там кого-нибудь попросим.

— Ну, ладно, а пока его надо привязать.

Хозяин подтянул тура к машине и привязал веревку к заднему бамперу. То же самое сделал и Иосиф, опасливо поглядывая на массивные рубчатые рога. Тур несколько раз рванулся, сотрясая «шайтан-арбу», но тщетно. Его влажные бока раздувались и вздрагивали.

— Машину починил? — спросил племянник у дяди.

— Не в карбюраторе было дело, — виновато развел руками Мухтар.

— Значит, что-то с электричеством, — решил хозяин. — А ну посмотрим еще раз. — Он открыл дверцу и положил винтовку на сидение. Иосиф бросил туда же свой пустой рюкзак.

Когда мужчины полезли во внутренности машины, тур дернулся, и я увидела, как у самого рога лопнула одна из веревок. Потом хозяин сел за руль, а тур снова дернулся, сильно тряхнув машину… и вдруг машина завелась: весело заурчал мотор, выхлопная труба чихнула облачком вонючего дыма.

— Видал, какой наш козлик! — радостно крикнул Миша. — Умеет машины заводить!

А «козлик» в это время уже скакал, с оторванным бампером на буксире в сторону родных пастбищ.

— Эй! Куда?! — заорал дядя и, на ходу вытаскивая нож, бросился вдогонку.

Резвость он показал завидную и догнал тура, отягощенного тяжелым и страшно громыхающим грузом, почти одновременно со мной. Я заплясала перед турьей мордой, а Мухтар схватился за веревку и уже в падении, одним ударом лезвия перерубил ее.

— Стреляйте! Чего стоите? Стреляйте! — вопил он. Хозяин схватил винтовку, тщательно прицелился и… метко поразил пустую консервную банку, которая валялась у костра, совсем не в той стороне, в какую удирала наша сегодняшняя добыча…

Когда после безуспешной погони я вернулась к машине, то услышала, как хозяин говорил Мухтару:

— Все-таки придется тебе, дорогой дядюшка, резать сегодня барана…

Кусочек третий

Палыч с самого утра ушел на усадьбу, а мне приказал никуда не отлучаться и стеречь огород. Обещал принести ливерной колбасы. Я, конечно, не поверила, но все равно с нетерпением ожидала его возвращения.

Жара, мухи… Скука смертная.

Вот уже полдень, а Палыч не возвращается. Вместо завтрака, он сегодня хлебнул самогона. Не попался бы на глаза Директору, который вроде хотел сегодня приехать. А то я знаю! Начнется тогда, как бывало порой на охоте перед первым гаем… Директор, пожилой, полный, но очень подвижный, подбежит к Палычу, потянет коротким вздернутым носом, и его круглое лицо сразу побагровеет, а маленькие васильковые глазки начнут метать быстрые голубые искры:

— Опять успел клюнуть перед охотой! Ну, смотри! Я тебе усищи твои пьяные повыдираю! Дождешься у меня!

На это Палыч вызывающе ухмыльнется и дерзким петушиным фальцетом выкрикнет:

— А ты не пужай, Директор! Не пужай! Вот сбягу с твово хозяйству, тады сам будешь в гай ходить!

Директор со злостью плюнет и отстанет от старика, а Палыч еще долго будет трястись от беззвучного смеха. Очень уж забавной ему кажется картинка — Директор в роли гайщика…

От нечего делать я собралась было сходить к дыре в сетчатой ограде вокруг участка топинамбура, но вспомнила, что только вчера лесничий с Палычем переплели ее толстой проволокой. Потом я попыталась сосредоточиться на мыслях о следующем куске своих воспоминаний. Ничего не вышло: мысли медленно плыли по какому-то дурацкому замкнутому кругу, вяло уклоняясь от столкновения с разной чепухой и вздором, и каждый круг заканчивался встречей с упитанным колечком ливерной колбасы.