Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918
Шрифт:
В Москву вернулись через два месяца, куда скоро должен был приехать мой жених. Он привез с собой чертежи дома, который тетя собиралась построить для нас в Стокгольме. Мы обсуждали эти чертежи, мой жених и я, робко выражая юношеские разногласия, которые хоть и были незначительными, являлись отражением больших различий наших темпераментов и точек зрения. Несколько месяцев разлуки дали мне возможность яснее оценить свое положение, и легкая тревога возникала в моем сердце всякий раз, когда при встрече с моим будущим мужем я попыталась заглянуть в наше будущее.
Глава 10
Бракосочетание
Отец
К этому времени его положение как-то упрочилось: его жена теперь носила титул графини Гогенфельзен, и их брак был признан царской властью. Старшая дочь графини от первого брака ждала ребенка – это и было причиной, изложенной в прошении на имя императора, – желание матери быть со своей дочерью в такое время. Кроме того, отец желал, чтобы мы встретились с его женой и узнали ее получше, а также чтобы она заново наладила связи со столичным обществом.
Тетя была недовольна, но император не мог отменить своего решения, поэтому тетя сопровождала нас в Санкт-Петербург в мрачном расположении духа. Она считала, что дядя знал бы, как не допустить эту бесполезную, почти неприличную встречу.
Мое сердце билось тяжело и быстро, когда я прошла через большие стеклянные двери вестибюля. Казалось, ничто не изменилось за несколько лет нашего отсутствия, даже запах, только комнаты, казалось, стали меньше. Отец радостно нам улыбался, стоя на верхних ступенях лестницы.
Мы поднялись вверх, к нему. Когда отец склонился над рукой тети Эллы и повернулся, чтобы расцеловать нас, я заметила промелькнувшее в зеркале соседней комнаты отражение графини Гогенфельзен: ее лицо застыло и было бледно от душевного волнения.
Мой отец повел нас вперед; сделав несколько шагов, мы увидели его жену.
Она была красива, очень красива. Умное лицо с неправильными, но тонкими чертами; поразительно белая кожа, необычайно контрастирующая с темно-лиловым бархатным платьем, отделанном у выреза и на рукавах оборками из старинного кружева. Такой я ее помню до сих пор.
Отец представил нас друг другу. Графиня приветствовала тетю глубоким реверансом и повернулась ко мне. Мы обе были смущены. Я не знала, как приветствовать ее, поэтому робко подставила ей свою щеку.
Чай был накрыт в кабинете моего отца. Графиня исполняла обязанности хозяйки. Ее унизанные драгоценностями руки быстро порхали над белыми чашками с красными каемками и монограммами отца. Но, несмотря на все ее усилия и усилия моего отца, разговор не клеился. Тетя решила придать этой беседе чисто светский характер, и это ей удалось.
Наконец, исчерпав все возможные темы для разговора, мы перешли в большую гостиную в английском стиле. Здесь, на бильярдном столе, лежали драгоценности, меха и кружева моей матери. Отец захотел разделить их между мной и Дмитрием до моего замужества.
В молчании мой отец и тетя склонились над пыльными футлярами, в которых лежали старомодные оправы и потускневшие драгоценные камни, нечищеные,
Пока мой отец вместе с тетей обсуждали нюансы, мы с графиней осматривали меха. Двадцать лет, проведенные в нафталине, не пошли им на пользу. Графиня предложила отвезти их в Париж и отреставрировать там. Мы поговорили о моем приданом и о парижских ателье дамского платья. Прежде чем расстаться, она сказала, что ей хочется дать мне что-нибудь на память о нашей первой встрече, и спросила, чего бы я желала. Я не знала, что ответить, но мой взгляд упал на аметистовое колье, которое было у нее на шее, и я сказала, что хотела бы иметь такое. Она прислала его мне, и до сих пор я ношу его.
Мой отец надеялся, что за этой первой последуют другие, более доверительные встречи, но тетя и слышать об этом не хотела. Мы еще раз поехали в Санкт-Петербург, но снова в сопровождении тети, и вторая встреча была такой же прохладной и сугубо светской, как и первая. Отец, видя бесполезность своих усилий, больше не настаивал. Только одно утешало меня: я чувствовала, что он в этой новой жизни спокоен и счастлив.
И я решила, что в браке будет, по крайней мере, одно преимущество: никто не сможет помешать мне видеться с отцом.
Принц приехал в Москву на Рождество. Праздники, проведенные вместе сутра до вечера, оказалось непросто пережить. Нам на самом деле нечего было сказать друг другу. Казалось, что мой жених стал мне совсем чужим, но человеком, с которым я была связана. Вскоре я смотрела на него чуть ли не с враждебностью. Его редкие ласки были неприятны мне. Ситуация становилась невыносимой. Я содрогалась, когда размышляла о безвыходном положении, в котором оказалась.
Приготовления к свадьбе шли своим чередом, а я не могла получать от них удовольствие и не испытывала к ним никакого интереса. Мадемуазель Элен взяла на себя полную ответственность за все. Именно она заказывала для меня дамское белье, постельное белье, салфетки и скатерти, кухонную утварь, туфли и чулки, подходящие к моим платьям, перчатки, сшитые на заказ, корсеты, цветы и бесконечные мелочи, которые составляли непростой туалет женщины в те времена. Автомобили, столовые сервизы, бокалы были заказаны за границей, и я должна была взять с собой столовое серебро, оставленное мне дядей.
Каждый день ко мне приезжала знаменитая московская портниха, известная своим мастерством и ценами. Вместе с ней приезжала свита служащих с картонками и коробками образцов и материалов. Иногда тетя принимала участие в этих важных совещаниях, вспоминая свой прежний интерес к одежде. Долгие часы я проводила перед зеркалом, пока портные с зажатыми во рту булавками ползали вокруг меня на четвереньках. Но все это оживление и суета не могли отвлечь меня от того, что меня заботило. Что мне делать?