Воспоминания воображаемого друга
Шрифт:
— Ты поцеловала меня на ночь, — сказал Макс.
— Да, — сказала мама.
Позже, когда мы ехали на автобусе в школу, Макс пригнулся и спросил:
— Мама поцеловала меня в губы?
— Нет, — ответил я. — В лоб.
Макс дотронулся до лба, потер его пальцами, а потом посмотрел на них.
— Долго целовала? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Супербыстро.
Это была неправда. Я редко говорю Максу неправду, но тогда соврал, потому что считал, что так будет лучше для него и для его мамы.
Макс всегда спрашивает, как его поцеловала
— Супербыстро.
И никогда не рассказываю о том, что его мама успевает поцеловать его не один раз, перед тем как сама ляжет спать.
Только вот это не вранье, потому что Макс ни разу не спрашивал у меня, сколько раз его целует мама, когда он спит.
Мама Макса ужинает. Она разогрела тарелку с оставшимся ужином, который приготовил папа. Папа Макса сидит за столом напротив мамы и читает журнал. Я не очень хорошо умею читать, но знаю, что журнал называется «Спорте иллюстрейтед». Посыльный из магазина приносит папе конверт с этим журналом каждую неделю.
Я нервничаю, потому что непохоже, что родители Макса собираются идти смотреть телевизор, а я хочу его посмотреть. Мне нравится сидеть на диване рядом с мамой Макса и смотреть телесериал, а потом во время рекламы слушать, как они с папой его обсуждают.
Реклама — это такие очень маленькие телешоу между большими телешоу, но они почти все глупые и скучные, так что их по-настоящему никто не смотрит. Люди используют рекламу, чтобы поговорить, или сходить в туалет, или налить себе еще один стакан содовой.
Папа Макса любит ворчать на сериалы. Для него они всегда недостаточно хороши. Он говорит, что истории в них «нелепые», что в них всегда много «ляпов». Я не совсем понимаю, что это означает, но думаю, что если бы папе Макса позволили говорить героям телешоу, что делать, то они были бы лучше.
Мама Макса иногда раздражается из-за ворчания папы, потому что ей нравится просто смотреть, а не выискивать «ляпы».
— Я просто хочу отдохнуть после работы, — говорит она, и я с ней согласен.
Я тоже не смотрю сериалы, чтобы найти способ, как сделать их лучше. Мне просто интересно смотреть историю. Но чаще всего родители Макса просто смеются, если сериал смешной, или кусают ногти, если сериал страшный, и делают это всегда одновременно.
Еще они любят угадывать, что будет в следующей серии. Не знаю точно, но, по-моему, в третьем классе у них обоих учительницей была миссис Госк, потому что та всегда учит учеников угадать, что будет дальше в книжке, которую им читает, и, наверное, родители Макса были у нее в свое время лучшими учениками. Я тоже люблю угадывать, потому что потом сидишь и смотришь — угадал или нет. Мама Макса любит говорить, что все будет хорошо, даже когда дела у героев идут совсем плохо. Я обычно думаю, что закончится плохо, и иногда угадываю, особенно если мы смотрим кино.
Вот почему я так волнуюсь сегодня вечером из-за Грэм. Я думаю о самом плохом и ничего не могу с этим поделать.
Бывают вечера, когда мне приходится сидеть в удобном кресле, потому что папа Макса садится рядом с мамой и кладет руку ей на плечо, а она прижимается к нему крепко-крепко, и они улыбаются. Я люблю такие вечера, потому что знаю — они счастливы, но при этом чувствую себя немного ни при чем. Как будто я чужой. Иногда в такие вечера я просто ухожу, особенно если они смотрят шоу, в котором нет истории, когда, например, выбирают, кто лучше поет, и в конце победитель получает приз.
На самом деле, по-моему, гораздо смешнее выбирать, кто хуже поет.
Родители Макса долго молчат. Мама ест, а папа читает. Лишь слышно, как звякают по тарелке нож и вилка. Мама Макса никогда не молчит так долго, если только она не хочет, чтобы папа заговорил первым. Обычно ей много чего есть рассказать, но иногда, если они поссорились, она предпочитает ждать, чтобы папа заговорил первым. Она мне об этом ни разу не говорила, но я уже давно за ними наблюдаю и сам все понимаю.
Я не знаю, из-за чего они поссорились сегодня, так что смотреть на них — почти как смотреть телешоу. Скоро они начнут спорить, но не знаю о чем. Это — тайна. Я догадываюсь, что это будет как-то связано с Максом, потому что чаще всего они спорят из-за него.
Мама заканчивает ужин и заговаривает первой:
— Ты думал о визите к врачу?
Папа Макса вздыхает:
— Ты действительно считаешь, что это необходимо?
Он не поднимает глаз от журнала, а это плохой знак.
— Прошло десять месяцев.
— Я знаю, но десять месяцев небольшой срок. У нас вроде пока нет проблем.
Теперь он сморит на маму.
— Да, — говорит она. — Но сколько, по-твоему, мы должны ждать? Я не хочу ждать год или два, чтобы спросить, нет ли у нас проблемы. Я бы предпочла все узнать сейчас, чтобы мы могли что-то сделать.
Папа Макса закатывает глаза:
— Я просто думаю, что десять месяцев небольшой срок. Скотту и Мелани потребовалось почти два года. Помнишь?
Мама Макса вздыхает. Я не знаю, огорчена она, или недовольна, или еще что.
— Помню, — говорит мама. — Но какой может быть вред оттого, что мы просто с кем-то побеседуем?
— Да уж, — отвечает папа, и теперь я слышу по голосу, что он разозлился. — Если бы речь шла только о беседе. Но если у нас проблема, беседой с врачом не закончится. Им понадобятся анализы. Прошло всего десять месяцев.
— Но разве тебе не нужно знать?
Папа Макса не отвечает. Если бы мама Макса была Максом, она бы повторила вопрос, но молчание иногда означает у взрослых ответ. По-моему, папа Макса сейчас ответил.
Когда он наконец открывает рот, он отвечает не на последний вопрос, а на первый:
— Ладно, съездим к врачу. Не могла бы ты договориться о дне приема?
Мама Макса кивает. Я думал, она обрадуется, если папа согласится, но она остается печальной. У него тоже печальный вид, и они совсем не смотрят друг на друга. Вообще. Как будто сидят не за одним столом, а между ними их сто.