Воспоминания воображаемого друга
Шрифт:
— Макс, я пришел.
Я говорю это тихо и быстро и с этими словами становлюсь перед ним так, что между нами оказывается армия «Лего». Я вижу, что он строит подводную лодку. Похоже, когда Макс достроит лодку, гребной винт закрутится по-настоящему.
— Макс, — снова говорю я, — я пришел.
Макс больше не кричит. Теперь он тяжело дышит. Мама Макса называет это «учащенное дыхание». Он дышит так, будто пробежал тысячу миль, а теперь пытается отдышаться. Иногда после такого Макс зависает.
Я снова повторяю:
— Макс, я пришел. Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо.
Самое худшее сейчас — это дотронуться до Макса. Кричать
На этот раз срабатывает.
Я это вижу.
Дыхание Макса замедляется, но оно может замедляться, даже когда он зависает. А я по глазам вижу, что он не завис. Он меня видит. Его глаза видят мои глаза. Макс не уходит. Он возвращается. Его глаза улыбаются мне, и я понимаю, что он вернулся.
— Будо, — говорит Макс.
У него счастливый голос, и от этого я сам становлюсь счастливым.
— Макс, — говорю я в ответ.
Я вдруг чувствую то же самое, что мама Макса. Мне хочется перепрыгнуть через армию «Лего», обнять Макса и крепко прижать его к себе. Но я не могу этого сделать. Макс наверняка рад, что нас разделяют ряды деталек. Благодаря им он может не бояться, что я до него дотронусь, и его глаза улыбаются.
Макс знает, что я обычно к нему никогда не прикасаюсь, но он, наверное, понимает, что сейчас все не так, как обычно. Раньше мы никогда не разлучались на целых три дня.
— Ты в порядке? — спрашиваю я и сажусь на пол напротив Макса, а «Лего» остается между нами.
— Да, — отвечает Макс. — Ты меня испугал. Я думал, что больше тебя не увижу. Я строю подводную лодку.
— Да, — говорю я. — Я вижу.
Я не знаю, что говорить дальше. Я стараюсь найти хорошие слова, которые помогут спасти Макса. Я чувствую, что надо быть хитрым, и пытаюсь найти способ, как обмануть Макса. А потом я понимаю, что просто должен выяснить, что происходит, и не важно, что это. Это серьезно. Не какая-нибудь глупость про потерянную тетрадку с домашним заданием и не бросание куриными наггетсами в столовой.
Это даже серьезнее, чем решить проблему с Томми Свинденом.
Я решаю, что не буду хитрить. Не буду танцевать с дьяволом при бледной луне. [15] Что-то похожее говорит миссис Госк, когда думает, что кто-то из учеников ее обманывает: «Вы танцуете с дьяволом при бледной луне, мистер Вудс. Осторожнее».
Сейчас я танцую с настоящим дьяволом, и нельзя допустить ошибку.
— Макс, — говорю я, стараюсь, чтобы мой голос звучал, как у миссис Госк, — миссис Паттерсон плохая, мы должны вытащить тебя отсюда.
15
«Вы когда-нибудь танцевали с дьяволом при бледной луне?» — цитата из фильма «Бэтмен».
Я не знаю, как его вытащить отсюда, но знаю, что без согласия Макса не смогу этого сделать.
— Она не плохая, — говорит Макс.
— Она тебя украла, — говорю я. — Она обманула тебя и выкрала из школы.
— Миссис Паттерсон сказала, что мне не следует ходить
— Это неправда.
— Нет, правда, — говорит Макс, и по его голосу я слышу, что он нервничает. — Ты знаешь, что правда. Если я буду ходить в школу, Томми Свинден убьет меня. Элла и Дженнифер все время меня трогают. Они трогают мою еду. Дети надо мной смеются. Миссис Паттерсон знает про Томми Свиндена и других детей, и она говорит, что для меня школа плохое место.
— Твои родители считают, что нет. А они — твои мама и папа.
— Родители не всегда знают, что лучше для их ребенка. Так говорит миссис Паттерсон.
— Макс, она заперла тебя в подвале. Это плохо. Только плохие люди запирают детей в подвале. Мы должны вытащить тебя отсюда.
Голос Макса становится мягче.
— Если я скажу миссис Паттерсон, что я счастлив, она тоже будет счастлива.
Я не понимаю, что это значит, и хочу что-то сказать, но Макс начинает говорить снова:
— Если миссис Паттерсон счастлива, она не будет меня трогать и не сделает мне больно.
— Это она тебе сказала?
— Нет. Но я так думаю, — говорит Макс. — Я думаю, что, если я попробую убежать, она может по-настоящему разозлиться.
— Я так не думаю, Макс. Я не думаю, что она хочет сделать тебе больно. Она просто хочет украсть тебя.
Я говорю это, а сам думаю о том, что Макс, может быть, прав. Макс не очень хорошо понимает людей, но иногда бывает, что лучше его никто их не понимает. Возможно, Макс не знает, что, когда он сосет палец в классе, он похож на дурачка. Но только он один знал, что миссис Госк грустит в тот день, когда умерла ее мама. Макс сразу это понял, хотя миссис Госк очень старалась скрыть свои чувства. А другие дети ни о чем не догадывались, пока миссис Госк на следующий день сама им все не рассказала. Потому я и думаю: вдруг Макс правильно понимает миссис Паттерсон? Может быть, она хуже, чем я думал.
— Разве ты не хочешь уйти отсюда? — спрашиваю я.
— Это хорошее место, — отвечает Макс. — Здесь много хороших вещей. И ты пришел. Обещаешь, что больше не уйдешь?
— Да, обещаю. Но как же твои папа и мама?
Мне хочется сказать больше. Я хочу перечислить все, чего лишится Макс, если останется под замком в этой комнате, но не могу. Я понимаю, что если кого-то Макс может потерять, то это маму и папу. Друзей у него нет. Его бабушка умерла в прошлом году, другая бабушка живет во Флориде и никогда его не видела. Тети и дяди рядом с Максом всегда нервничают и стараются вести себя очень тихо. Кузены его избегают. Все, что есть у Макса, — это его родители, его игрушки и я. Мне грустно это признать, но это правда. Если Макса поставить перед выбором: родители или его «Лего» и его армия, — я не знаю, что он выберет. По-моему, мама Макса тоже не знает. И папа тоже, но он обманывает себя и говорит, что это неправда.
— Миссис Паттерсон сказала, что я могу снова увидеть маму и папу, — говорит Макс. — Когда-нибудь. Но не сейчас. Она будет заботиться обо мне. В школе опасно, а у миссис Паттерсон мне ничто не угрожает. Она называет меня своим маленьким другом.
— А как же ее сын? — спрашиваю я. — Ты его видел?
— У миссис Паттерсон нет сына. Он умер. Она мне рассказала.
Я ничего не говорю. Я жду.
Макс смотрит вниз, на подводную лодку, и старается вставить деталь в недостроенный бок лодки. Через минуту он начинает говорить снова: