Воспоминания. о светлом и печальном, веселом и грустном, просто о жизни
Шрифт:
Умер Григорий Степанович, отметив свое 80-летие. Тетя Нюра была значительно моложе его, но ушла из жизни несколько раньше.
Не могу не сказать в этом разделе о том, как долго и с какими надеждами Григорий Степанович ждал реабилитации. Он не просто ждал этого торжественного момента, возможно, надеясь, что его позовут к политической деятельности. Мне даже казалось, что он, проживший в лагерях и ссылочной глуши лучшие свои годы, немного зациклился на прошлом и готов был со старым организационным багажом снова включиться в общественную жизнь. По крайней мере, он меня настойчиво уговаривал воскресить комсомольскую жизнь в деревне, открыв избу-читальню, организуя политбеседы, субботники и прочее. Я заканчивал тогда среднюю школу, готовился поступать в университет и уклончиво отвечал, что до основания разрушенную
Его отрезвил и помог избавиться от иллюзий ответ на многочисленные заявления о реабилитации. Только в 1963 году – через десять лет после освобождения – он получил эту бумажку по почте. Привожу полностью: РСФСР
Верховный суд
11/1.63 г. №965—ис. 2. Москва, К-289, пл. Куйбышева, д. 3/7
Справка
Постановлением Президиума Верховного Суда РСФСР от 24 октября 1962 г. приговор Северного областного суда от 29 марта 1937 г. в отношении Высотина Григория Степановича, 1908 г. рожд. отменен и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления.
Гр-н Высотин Г. С. по настоящему делу реабилитирован.
Зам. Председателя Верховного Суда РСФСР
А. Орлов
Исковерканная судьба человека стоила такой вот казенной и холодной справочки. Будто Верховный Суд даже недоволен, что не найдено состава преступления. Это очень болезненно отразилось на Григории Степановиче, на его характере, на отношениях с людьми, в том числе с самыми близкими ему. Почему-то сыновья, подрастая, начали конфликтовать с отцом. Дело доходило до драки с Вадимом. Они жаловались на жадность отца, на то, что он не дает им денег. Григорий Степанович действительно неплохо зарабатывал на сборе сосновой живицы. Но разве это повод для молодых здоровых мужиков, способных зарабатывать себе на жизнь?
Дядя Гриша в молодости был авторитетен и в семье и среди тех, с кем работал. Он уговорил подросшего брата Андрея, уже впрягавшегося в крестьянский труд, пойти учиться на помощника машиниста и тот, став в последствии хорошим машинистом, гордился этим и любил щегольнуть: «В старые бы времена меня не машинистом называли, а механиком». У него и его семьи была обеспеченная жизнь. Нашей семье дядя Андрей охотно давал деньги взаймы. На его деньги я ездил в Ленинград сдавать вступительные экзамены в университет.
Потом они оба помогали брату Аркадию Степановичу в учебе.
Мама Вера Степановна Галкина, в девичестве Высотина
Мама, Вера Степановна, как старшая из детей, рано впряглась в работу и хозяйство. Читать и писать научилась в конце двадцатых годов при ликвидации неграмотности.
Все они до своей старости с большой любовью говорили о своей матери Ефросинье Гавриловне. Они ценили, что она не вышла второй раз замуж, чтобы не вводить в дом чужого для них человека. Хотя мужчины в доме, конечно, не хватало. В тех условиях это было самое достойное поведение, ценившееся в общественном мнении. Видимо, от матери взяли ее дети честолюбие, самостоятельность в задумках и поступках, а постоянный тяжелый труд был образом их жизни. Все сыновья задумывались над тем, чтобы не застрять навечно в деревне. И не застряли.
Галкина Вера Степановна
Тяжкий труд, бесконечные заботы о детях и переживания, по всей вероятности, сказались на здоровье Ефросиньи Гавриловны. По словам мамы, она постоянно жаловалась на головную боль. Доходило до потери сознания. По некоторым симптомам, у нее была гипертония и стенокардия. От них и умерла, не дожив до шестидесяти лет. Кое-что из своих болезней она, возможно, оставила по наследству: Мама умерла в 76 лет от третьего
Немного о лагерных похождениях дяди Гриши
Боюсь сейчас сказать точно об образовании моих дядей. Но когда я узнал, что великий маршал Жуков закончил только церковно-приходскую школу и двое шестимесячных кавалерийских курсов, то уже ничему не удивляюсь. Григорий Степанович выбился в комсомольские вожаки на местном уездном уровне, не требовавшем большой грамотности. Дальнейшее продвижение по иерархии зависело от способности к самообразованию. Курсы по лесному делу по-настоящему ему пригодились только в лагерях где-то около Печоры. Лагеря были переполнены людьми с интеллигентным прошлым, а на севере нужно было на пустом месте строить бараки, то есть рубить и сплавлять к месту лес, распиливать и обтесывать бревна. Нормы выработки давались с учетом количества работавших, но не их физических возможностей и профессиональных навыков. Дядя Гриша рассказывал, что среди руководителей строительства предприятия были люди из зэков. Один из них – бывший профессор Ленинградской лесотехнической академии – приметил его сметку и знание лесной работы, поставил бригадиром. Иногда бригада под присмотром двух-трех стрелков отправлялась на поиски строительного леса и мест его сплава. Дядя Гриша учил людей, как делать силки из конского хвоста для ловли птиц, крючки из застежек солдатских шинелей для удочек. И скудный зэковский рацион обогащался дичью и рыбой.
Не то, что о рефрижераторах, о холодильниках в те годы не слыхали, и летом на баржах из Архангельска иногда привозили живой скот на мясо для начальствующего состава. Дядя Гриша рассказывал, что он как-то предложил начальнику лагеря оставить несколько коров на зиму для молока. Инициатива не была наказуемой (наказуемым он уже был). В лесочке за пределами лагеря, чтобы спрятать от глаз проверяющих, срубили хлев, избушку для скотника, на зиму заготовили сено и семьи начальников были с молоком и сметаной. Там же хранили в бочках лесную ягоду. Скотником опять же был Григорий Степанович.
«Несколько раз, – рассказывал он, – прибежит в избушку посыльный от начальства, протягивает узелок с сухим пайком, пакет и путевку – срочно уходить в другой лагерь и вернуться через десять дней. Я уж знал: приехал очередной следователь из Архангельска со списком подследственных. Опять что-то шьют. Уходил от греха подальше».
Андрей Степанович и Аркадий Степанович Высотины
Второй дядя – Андрей Степанович выучился на машиниста паровоза. Сам себя он называл механиком. Считал, что это выше чем просто машинист. И действительно – паровоз – это не трактор и не автомобиль, на железной дороге надо многое знать, кроме устройства локомотива. До войны и в первые ее годы он работал на дороге Москва – Архангельск. Первые мои воспоминания о сладостях связаны с приездами дяди Андрея. Видимо, не часто я видел конфеты, если на всю жизнь запомнилась стеклянная банка с насыпанными в нее конфетами в красивых фантиках. Мама доставала банку из стеклянного шкафа и говорила: «Ну-ко, съедим еще по одной. Угощение дяди Андрея».
Во время войны дядю Андрея перевели на работу на Дальний Восток, на узловую станцию Могоча Читинской области. Оттуда изредка приходили от него письма. Там он женился на молодой женщине, переселенке из Украины тете Анне. У нее была дочка Женя и позднее родились еще две дочери – Галя и Зоя, а также сын Боря. В конце 40-х его семья переехала на узловую станцию Кулой Северной железной дороги – 75 километрах от поселка Солгинского. Тетя Анна – жена Дяди Андрея – пережила мужа, дочь Галю и сына Бориса. Сейчас Евгенийя Андреевна с мужем Владимиром живут в Пскове. Младшая из детей – Зоя закончила ленинградский железнодорожный институт, вышла замуж за однокурсника, они строили Байкало-Амурскую магистраль. Как-то Евгения и Зоя позвонили, сказали, что они под Москвой, где семья Зои обосновалась после БАМа. Муж Зои привез их к нам, но сам не вошел даже в квартиру. Мы посидели вечер за столом, я проводил их на метро и больше никаких контактов не было – телефон Зои я потерял. О Борисе я еще непременно напишу. К сожалению, – все в прошедшем времени, он умер в конце 80-х, не дожив до 40 лет.