Воспоминания
Шрифт:
Итак, то, что я насаждал во флоте, стало давать побеги; чем меньше своих юношеских сил должен был германский флот отдавать стоянке в гаванях, тем больше мог он проявить себя в качестве пионера германизма. Когда началась война, я решил, что неограниченные перспективы роста нашего международного значения, а с ними вместе и судьба нашей родины зависят от того, чтобы мы заняли антиангло-саксонскую позицию. Только нужда могла полностью возместить нам потери, понесенные заграницей во время войны. Но даже если бы мы пали в неравном бою, сохранив при этом честь и достоинство, мировой престиж германского имени все же был бы сохранен. Будущее заграничных немцев и нашего столько же искусственного, сколь и необходимого международного престижа зависело от того, смогут ли люди гордиться тем, что они немцы. Ничто не способствовало так экономическому расцвету Японии в наше время
В мире хватило бы места еще для множества немцев, способных помнить о своем происхождении и вести себя не как наемные рабы или перебежчики к чуждым расам, а как германцы, для которых национальная честь дороже денег. Продолжительный мир или даже такая война, которая не привела бы к расчленению Германии, могли в последний момент сгладить последствия нашего запоздания. Если бы мы сделались экономически равноправным народом, для чего имелись все возможности, а родина наполнилась бы людьми настолько, что нам пришлось бы допустить эмиграцию, то немцы и на чужбине оставались бы немцами и эмиграция вызвала бы приток, а не убыль немецкой крови.
Политики, воспитанные на воззрениях европейской дипломатии, которые в решительный для германизма час руководили судьбами империи, никогда не ощущали движения, происходившего в еще пластичной массе германизма. Они едва представляли себе, какие вопросы должна решить война и какое значение имел для всех нас, в том числе и для рабочих, рост германского престижа во всем мире.
4
Для нас было особенно важно распространить в Китае немецкий язык; но это была трудная задача, ибо в качестве делового языка он в некоторых отношениях уступает английскому. Одним из средств, с помощью которых Англия распространила свой язык по всему свету, являются морские карты. Составив карты почти всех морей, англичане сделали дело большого культурного значения; в прошлом столетии почти все моряки пользовались английскими картами; другие карты имели узко местный характер. Наш торговый флот также привык пользоваться английскими картами даже в тех районах, для которых имелись германские. Я приступил к систематической работе по составлению германских карт мира. Мы уже имели собственные карты наших вод, превосходившие английские точностью и основательностью, но они отличались рядом непривычных для моряков свойств. Поэтому я вступил в сношения с нашими морскими кругами, выяснил во всех подробностях (вплоть до формата и сорта бумаги) вкусы моряков и в конце концов мы получили такие карты, которые не просто являлись удовлетворительными, а стояли выше английских. Затем мы занялись составлением карт больших пространств, для чего понадобились сотни плаваний (одним из них был рейс из Германии в Восточную Азию). Я пошел на это с целью способствовать распространению нашего языка и укреплению германизма.
Далее, мы создали в Циндао высшую школу, желая оказать китайцам услуги в области культуры, а также исходя из того, что расходы по распространению среди них нашей культуры окупятся и в экономической области. Я не был чужд точке зрения идеалистов, считавших, что нашей задачей является просветительная деятельность, но не забывал и того, что подобное углубление нашей работы создает для нас новые возможности на Дальнем Востоке. Под высшую школу был подведен фундамент – средняя школа для китайцев. Нам нужно было действовать быстро, чтобы англичане не вступили с нами в конкуренцию. Поэтому мы поспешно приняли решение и открыли высшую школу в то время, когда фундамент ее еще не был готов настолько, чтобы обеспечить учащимся достаточную предварительную подготовку. Впрочем, это была мелочь, на которую не следовало обращать внимания. Не министерство иностранных дел, а приглашенный мною китаевед профессор Отто Франке вел в основном переговоры с пекинским правительством и предусмотрительно договорился о том, чтобы на наших экзаменах присутствовали уполномоченные китайского правительства; благодаря этому наши выпускники получали такое же право на занятие должностей в Китае, как лица, сдавшие государственные экзамены. Таким путем мы направили в Китай целый поток молодых людей, прекрасно владевших немецким языком, знавших наши учреждения и привыкших к нашим изделиям. Особенное внимание уделяли мы медицинской науке, недосягаемый уровень которой делает ее одним из наиболее ценных орудий национально-германской пионерской деятельности.
Наша колония все больше превращалась в складочное место для германского импорта. Мы приступили к созданию
5
Мы имели все, кроме политики, способной увековечить результаты этой пробы германских сил. С 1896 года я не был в Циндао, но я вложил в этот город так много любви и забот, что ощутил его потерю почти физически. С гарнизоном в 3000-4000 человек и укреплениями, которые мы там построили, город мог неограниченно долго держаться против китайцев и достаточно долго против французов, русских и даже англичан. Построить же крепость, способную выдержать атаки японской армии, мы не смогли бы даже при более крупных затратах. Защищать что-либо против целого мира вообще невозможно; такого крепкого орешка просто не существует.
Мысль о создании в Восточной Азии опорного пункта, способного стать центром притяжения для немцев, была правильной; но предпосылкой для этого должна была являться дружба с Японией. Несмотря на наш протест против Симоносекского мира 1895 года{57}, ничто не угрожало серьезно нашим отношениям с Японией, пока Россия, в известной степени, оттесняла нас в нейтральную зону. Даже после крушения восточно-азиатской политики России в 1905 году хорошо продуманная японская политика не могла желать нашего удаления из Китая. Однако после 1905 года мы должны были сделать все возможное, чтобы загладить симоносекскую ошибку{}n».
Я неизменно использовал то небольшое влияние, которым обладал в этой области, чтобы добиться улучшения отношений с Токио. Насколько мне известно, германское правительство не предпринимало серьезных попыток получить от Японии заверения по вопросу о нейтрализации Восточной Азии. Японский ультиматум меня не очень поразил. Однако я считал, что наше присутствие в Китае должно быть желательным для Японии вследствие противоречий между нею и Америкой, которым предстоит еще обостриться.
Поскольку согласно моему желанию Циндао был объявлен порто-франко{59} (предполагалось, что, владея им, мы не потерпим от этого ущерба), японцы делали там неплохие дела; единственное, что и в условиях свободной торговли делало наше присутствие неприятным для Японии, был ощущавшийся в этой стране угольный голод.
15 августа 1914 года был получен японский ультиматум, который по резкости тона сильно напоминал симоносекскую ноту 1895 года. Бетман был склонен последовать совету нашего посла в Токио – графа Рекса – и принять ультиматум. Я добился оставления его без ответа. Отдав Циндао без боя, мы все равно потеряли бы его; но союз с Японией, к которому нам следовало стремиться, был возможен лишь при условии спасения нашей чести в Восточной Азии, и теперь всякий признает, что хотя мы не могли помешать гибели нашего опыта колонизации Китая, мы «держались до последней крайности». Сдача без всяких условий оказала бы гнетущее влияние на состояние национального духа в борьбе за существование. К тому же в августе 1914 года никто еще не мог предсказать, как долго продлится война; победоносный марш армии еще продолжался и она была полна уверенности в будущем. Следовало считаться с возможностью удержания Циндао до конца войны, который мог быть близок. Попытка передать Циндао Америке (например, в обмен на Филиппины), естественно, должна была потерпеть неудачу.
Мы превратили построенный во время боксерского восстания вал в крепостную стену, но за ней находилось лишь несколько редутов, окопов и проволочных заграждений; на берегу было установлено несколько крупповских орудий, полученных нами бесплатно с фортов Таку; в случае надобности они должны были отразить напор повстанцев. Циндао сдался, лишь когда последняя граната вылетела из орудия. Когда тридцать тысяч врагов начали генеральный штурм, который не мог уже быть отражен артиллерией, встал вопрос о том, должны ли мы допустить избиение остатков немцев на улицах неукрепленного города. Губернатор вынес правильное решение и капитулировал. Японцы еще долго рыскали по улицам завоеванного города, разыскивая якобы находившиеся в нем двенадцать тысяч немецких солдат; на самом деле их было две тысячи, да еще тысячи полторы военнообязанных и добровольцев из числа немецких чиновников и купцов, честно устремившихся в Циндао со всех концов Китая.