Воспоминания
Шрифт:
За Борманом протиснулся гауляйтер Заукель, он хотел спасти возведение в Веймаре своего «партийного форума». Он также неуклонно продолжал строительство до самого конца войны. Роберт Лей сражался за свинарник в своей образцово-показательной усадьбе. Ему я отказал в этой абсурдной просьбе письменно, позволив себе порезвиться при выборе формулировки исходящих данных: «Руководителю Имперской организации НСДАП и Руководителю Трудового фронта. Относительно Вашего свинарника»!
Да и сам Гитлер уже после моего призыва распорядился ( помимо продолжения работ в Оберзальцберге ) начать перестройку обветшавшего замка Клесхайм под Зальцбургом в роскошную резиденцию для гостей, проект стоимостью во много миллионов. Гиммлер же сооружал для своей любовницы огромную виллу недалеко от Берхтесгадена в такой тайне, что я об этом узнал лишь в последние недели войны. Гитлер сам поощрил одного гауляйтера ( это было уже после 1942 г. ) к перестройке замка Позен, одного отеля да еще — и к строительству личной резиденции, и все
Всего лишь через девять лет после прихода к власти руководящий слой был в такой степени коррумпирован, что даже на критическом этапе войны не мог отказаться от ставшего уже привычным стиля жизни на широкую ногу. Всем им «для представительства» были необходимы просторные дома, охотничьи угодья, поместья и замки, многочисленная прислуга, обильные застолья, подвалы с изысканными коллекциями вин (6). Кроме того, они прямо-таки помешались на опасениях за свою жизнь, и в этом было что-то гротескное. Гитлер сам, куда бы он ни прибывал, первым делом приказывал строить для него бункеры, мощность перекрытий которых, соответственно увеличивавшемуся весу бомб, возросла под конец до пяти метров. Целые системы бункеров были возведены в Растенбурге, в Берлине, на горе Оберзальцберг, в Мюнхене, в гостевом замке в Зальцбурге, в ставках под Наугеймом и на Сомме, а в 1944 г. он повелел пробить в горах Силезии и Тюрингии еще две ставки, что потребовало привлечения сотен так нам нужных специалистов по шахтному строительству и тысяч рабочих (7).
Бросавшиеся в глаза страх и преувеличенная оценка собственной персоны у Гитлера делали и для его окружения несложной задачей принятие сверх-мер по собственной безопасности. Не только в своем Каринхалле, но даже и в отдаленном замке Фельденштайн вблизи Нюрнберга, который почти никогда не посещался, Геринг приказал построить разветвленные подземные сооружения (8). Семидесятикилометровое, пролегающее через отгороженные леса шоссе из Каринхалля в Берлин, было оборудовано на равном удалении друг от друга бетонированными укрытиями. При осмотре последствий прямого попадания тяжелой бомбы в общественное бомбоубежище Лей ничем не интересовался, кроме как толщиной пробитых перекрытий в сопоставлении с их мощностью в его личном бункере, расположенном в практически безопасном предместье Груневальд. И ко всему этому гауляйтеры согласно приказу Гитлера, убежденного в их незаменимости, сооружали еще и еще бункеры вне своих городов.
Из всех первоочередных задач, обрушившихся сразу же на меня, самой неотложной был вопрос с рабочей силой. В середине марта, как-то поздно вечером, я посетил одно из ведущих берлинских предприятий по вооружению «Райнметалл-Борзиг» и увидел, что хотя его цехи и набиты ценнейшим оборудованием, но оно не используется: для второй смены не хватало рабочих. Не иначе обстояло дело и на других заводах вооружений. Помимо всего прочего возникали трудности с электроэнергией в дневное время, тогда как в вечерние и ночные часы кривая нагрузки элекросетей существенно шла вниз. Поскольку одновременно шло строительство новых промышленных предприятий общей стоимостью примерно в 11 миллиардов марок, которые мы не смогли бы обеспечить оборудованием, мне показалось разумным законсервировать большую их часть, а высвободившуюся таким образом рабочую силу перебросить для организации второй смены на действующих предприятиях.
Гитлер в общем обнаружил понимание такой логики и подписал директиву о сокращении объемов строительства до трех миллиардов. Однако, он заупрямился, когда в соответствии с ней встал вопрос о консервации долгосрочных строительных объектов химической промышленности стоимостью примерно в один миллиард марок (9). Ему хотелось всего и сразу, и свой отказ он мотивировал следующим образом: «Допустим, война с Россией закончена. Но у меня есть и более далекоидущие планы, и для этого мне нужно больше синтетического горючего, чем сейчас. Новые предприятия должны строиться, даже если срок их сдачи через несколько лет». Годом позднее, 2 марта 1943 г., я считал необходимым констатировать, что нет смысла строить заводы под программы будущего, не могущие быть завершенными строительством до 1 января 1945 г." (10). Ошибочное решение Гитлера начала 1942 г. продолжало еще и в сентябре 1944 г., в катастрофической обстановке на фронтах, камнем висеть на нашей промышленности вооружений.
Хотя его решение нанесло существенный
Когда через два дня я снова высказал свое пожелание Гитлеру то он, относясь с пониманием к проблеме, отклонил моего кандидата: «Ханке еще слишком молод как гауляйтер, и ему будет непросто завоевать необходимый авторитет. Я переговорил с Борманом. Мы возьмем Заукеля» (12).
Борману удалось добиться назначения Заукеля Гитлером с непосредственным его подчинением фюреру. Геринг с полным основанием опротестовал это решение, поскольку речь шла о круге задач, решавшихся до этого в рамках четырехлетки. Тогда с характерной для него беззаботностью в обращении с государственным аппаратом Гитлер, хотя и назначил Заукеля «Генеральным уполномоченным», но одновременно посадил его в организацию Геринга, руководившую четырехлетним планом. Геринг снова заявил протест, т.к. дело, и впрямь, принимало для него унизительный оборот. Конечно, Гитлер мог бы повлиять на Геринга с тем, чтобы тот как бы сам испрашивал Заукеля. Но он этого не сделал. И без того несколько потраченный авторитет Геринга еще снизился из-за злопамятности Бормана.
Затем я и Заукель были приглашены в ставку Гитлера. Вручая приказ о назначении, Гитлер указал, что проблемы нехватки рабочих рук просто не существует и повторил примерно то же, что уже говорил 9 ноября 1941 г.: «На территории, работающей прямо на нас, проживает 250 миллионов человек. Ни у кого не должно быть сомнений, что мы сумеем этих людей полностью запрячь в работу» (13). Гитлер уполномочил Заукеля самым решительным образом заполнять незанятые рабочие места рекрутами из оккупированных областей. Так начался роковой этап моей деятельности. В последующие два-с-половиной года я засыпал Заукеля требованиями о поставках иностранной рабочей силы для принудительного труда в производстве вооружений.
Первые недели были отмечены безупречным сотрудничеством. Заукель обещал Гитлеру и мне расширить все узкие места с рабочей силой и самым пунктуальным образом заполнять места призванных в вермахт. Со свей стороны я помогал ему укрепить свой авторитет и, где мог, оказывал ему поддержку. В мирное время среднегодовой приход примерно 600 тысяч молодых людей в экономику уравновешивал отток рабочей силы по возрасту или смерти. Теперь же не только они, но и частично промышленные рабочие, призывались в вермахт. В 1942 г. поэтому военной экономике не хватало более миллиона рабочих. Обещания Заукеля остались, мягко говоря, невыполненными. Надежды Гитлера заполучить без особых проблем с территории с населением в 250 миллионов человек рабочую силу на пустующие рабочие места в Германии разбились как о неэффективность немецких органов в оккупированных странах, так и о противодействие рекрутов: они скорее предпочитали уходить в леса к партизанам, чем позволить насильственно мобилизовать себя для работы в Германии.
Когда на заводы прибыли первые группы иностранных рабочих наша «индустриальная организация» изложила мне свои возражения: Наши квалифицированные рабочие, имеющие бронь, заняты на самых ответственных производственных участках, а теперь их собираются заменить иностранцами; хотя именно здесь налицо самый острый дефицит рабочих рук. Это стало бы самым кратким путем для вражеских шпионских и диверсионных служб, если им удастся внедрить в сгоняемые Заукелем колонны своих агентов. Повсеместно не хватает переводчиков, которые могли бы объясняться с людьми различных языковых групп. Сотрудники из промышленности положили мне на стол статистику, согласно которой в Первую мировую войну значительно шире использовался, чем сейчас, труд немецких женщин. Они показали мне фотографии потока рабочих после окончания рабочей смены на одном и том же заводе боеприпасов в 1918 г. и в 1942 г.: тогда это были преимущественно женщины, теперь же — почти исключительно мужчины. Приложили они и иллюстрации из американских и английских журналов, доказывавшие, что в этих странах на всех военных заводах женщины составляют более значительную часть рабочих коллективов, чем у нас (14).