Воспоминания
Шрифт:
“Приспосабливаясь] к ней [культуре. — Ю. М.] и проникаясь ею, они перестают быть самим[и] собою и теряют ту непосредственность и самобытность, которые составляют сущность всякого оригинального дарования. Подобно растению теплых стран, пересаженному в чуждую ему почву, на которой оно не в состоянии достигнуть полного расцвета своего, еврейские гении в атмосфере чуждой национальной культуры не в состоянии развернуть всех своих сил. Гению необходима своя национальная почва. Врастая глубокими корнями в нее и черпая из нее необходимое питание, гений поднимается на такую высоту, [на] которой, оставаясь сыном своего народа, он тем не менее принадлежит всему человечеству”.
По свидетельству Шора, о конфликте между происхождением художника и окружающей его культурной средой, мешающем ему “познать самого себя и выявить все духовное наследие нации, к которой он принадлежат] по крови” [34] , ярче и решительнее сказал Рубинштейн в знаменитом афоризме: “Для евреев я христианин; для христиан я — еврей; для русских я — немец; для немцев я — русский. Вобщем ни рыба, ни мясо. Существо, достойное сожаления”. Пессимизм Рубинштейна, считал Шор, был обусловлен внутренним разладом композитора. Внешне порвав с еврейством, он “широкой
34
Там же; здесь: [Антон Рубинштейн], отрывок № 4.
Фраза из очерка “Глас из пустыни" Мордехая Бен — Ами (наст, имя Марк Рабинович, 1854–1932), еврейского писателя и публициста. См.: книжки Восхода. 1900, сентябрь. С. 103.
35
Фраза из очерка “Глас из пустыни" Мордехая Бен-Ами (наст, имя Марк Рабинович, 1854 — 1932), евре
36
Шор Д. [Антон Рубинштейн], отрывок № 4. Следует отметить, что Шор поднимает здесь большую тему о двух взглядах на еврейское искусство вообще и на еврейскую музыку в частности: 1) евреи — народ, пришедший с Древнего Востока, и потому корни их искусства там; 2) формирование евреев происходило в культурных традициях стран Европы, где они расселились после изгнания из Палестины Навуходоносором II в 586 г. до н. э., и, значит, там следует искать истоки их творчества.
Проблема органического синтеза волновала Шора не чисто теоретически, ибо себя он тоже считал человеком, приобщенным к трем культурным традициям. Музыкальное образование, полученное им в обеих консерваториях, было ориентировано на европейский стандарт и вкус; общее образование, полученное им в симферопольской гимназии, и русская культурная среда привили любовь к русской культуре, которая стала частью его мировоззрения; сам же Шор считал себя евреем по духу. Без соединения этих трех ипостасей в единое целое Шор не мыслил себя ни как личность, ни как музыкант.
Современная еврейская музыка еще только создавалась усилиями целого ряда молодых композиторов, еще только заявляла свое право на существование, тяготея к фольклорному примитиву и религиозным песнопениям, в которых видела свои истоки, и не могла по — настоящему заинтересовать ни Шора, ни искушенную российскую публику, без которой он не мог существовать. Еврейской публики, способной поддержать своего национального музыканта, практически не существовало, поскольку она еще стеснялась открыто заявлять о своем интересе к еврейской культуре.
Поиск решения данной проблемы вылился для Шора в попытки посредством исполнительского мастерства выразить синтез, отрицаемый Рубинштейном, в котором сольются национальный дух и западноевропейская музыкальная культура. Идеей “духовного объединения” пронизана вся артистическая деятельность Шора, смотревшего на эту задачу как на свою миссию в музыке, где свой личный вклад он рассматривал как вклад национальный. Дошедшие до нас черновики лекций Шора, предположительно написанные в первых годах XX в. — в период его интенсивной концертной деятельности, — отражают его поиск в исполнительском искусстве приемлемого сочетания традиционно еврейского, национально — характерного, исполнения и музыкального интонирования с близкой ему русской и европейской музыкой. Эта проблема занимала тогда умы и композитора Михаила Гнесина (1883–1957), и фольклориста Ивана Липаева (1865–1942), и дирижера и музыковеда Лазаря Саминского (1882–1959), писавших о еврейской мелизматике [37] (искусстве интонирования), отражающей “гибкую и богатую логическими и эмоциональными поворотами речь евреев” и способной “перерабатывать все чужеземное в глубоко национальное одной силой исполнительского творчества — превращения” [38] . Даже Рубинштейн “в области […] исполнения, где непосредственно проявлялись его темперамент, мать, душа, тут он становился неподражаемым, гениальным, […] самим собой”.
37
Земцовский И. В мире еврейской музыки. // Вестник еврейского университета в Москве. 1998. № 2. С. 78–79.
38
Например, в исследованиях о еврейском фольклоре Саминского “Об еврейской музыке” (сборник статей, 1914) и в его теоретической работе “Художественный итог последних работ Общества еврейской теории музыки*' (1915).
К проблеме творчества еврейского художника Шор вновь возвращается спустя несколько лет, после посещения им в апреле — мае 1907 г. Палестины [39] . Поездке предшествовал творческий кризис. Получив признание как музыкант у себя на родине и познав артистический успех за границей (Париж — Лондон — Берлин), куда Московское трио выезжало в сезон 1903 г., Шор начал задаваться вопросом “что дальше?". В записях 1904 года он пишет о некоем “духовном
39
Пятинедельную поездку в Палестину Д. Шор совершил вместе со своим отцом, Соломоном Шором. На пароходе, идущем из Александрии в Яффо, Шоры познакомились с четой Буниных, русским писателем Иваном Буниным (1870–1953) и его женой Верой Муромцевой — Буниной. Сойдя в Яффо, Шоры и Бунины предприняли совместное путешествие по Святой Земле, посетив Иерусалим, Хеврон, Тивериадское озеро (ныне оз. Кинерет) и Хайфу. В своей книге “Жизнь Бунина. Беседы с памятью” (Москва, 1989) Муромцева — Бунина подробно описывает увиденное в Палестине. Впечатления от этой поездки легли в основу многих рассказов Бунина: “Иудея”, “Камень”, “Шеол”, “Пустыня дьявола", “Страна содомская”, “Генисарет” и др., а также и его стихов “Гробница Рахели", “Гермон”, “Долина Иосафата” и др. Впечатления от Эрец — Исраэль описывает в своих дневниках и Шор (см. [1907. Поездка в Палестину] в данной публикации). Часть этих дневниковых записок опубликована на иврите самим Шором в газете “Davar” от 5 декабря 1933 г. Дополнительную информацию о деятельности Шора во время визита в Палестину можно найти в статье палестинофила и поборника возрождения языка иврит, Элиэзера Бен — Йегуды (1858–1922) в газете “Hashqafa" от 14-го мая 1907 г., а также в книге: Hirshberg J. Music in the Jewish community of Palestine, 1880–1948. Oxford, 1995, где описаны встречи Шора с музыкальными деятелями Палестины и его концерт, состоявшийся в Иерусалиме (ibid, р. 33–34).
40
Шор Д. [1904].
Впечатлениями от пятинедельной поездки по Эрец — Исраэль Шор поделился в докладе, сделанном в 1908 г. и частично опубликованном на страницах сионистского еженедельника “Рассвет”, выходившего в Петербурге. В докладе он сравнивает “свободный еврейский народ” Эрец — Исраэль, “где учатся свободные дети” и “нашей запуганности и следа нет” [41] , с лишенными этой национальной почвы, а следовательно, и смелости самовыражения еврейскими художниками России.
“А если вспомнить нашу гордость — Антокольского [42] , который так чудно начал свое художественное поприще народными сюжетами, создавшими ему имя, и который надламывал затем свою душу художника в желании творить из чуждой ему жизни. Стасов [43] — чисто русский человек, не раз заклинал его не отворачиваться от национальных сюжетов. К сожалению, Антокольский это несколько поздно понял и лишь незадолго перед смертью принялся за заканчивание своего старого труда ‘Инквизиция’ [44] . Смерть не дала ему вернуться на настоящий путь”.
41
Цит. по: Быховский С. Ук. соч.
42
Марк Антокольский (1843–1902), скульптор.
43
Владимир Стасов (1824–1906), художник и музыкальный критик.
44
Речь идет о работе Антокольского “Нападение инквизиции на евреев” (1863–1869 гг.).
Шор упоминает в своем докладе и сходную судьбу художника Исаака Левитана (1860–1900), как бы отозвавшуюся на его полотнах грустью среднерусского пейзажа. Левитан, как рассказал Шор, лишь однажды обратился в своем творчестве к еврейской тематике. Узнав о проблесках еврейского культурного возрождения, он посвятил этой теме эскиз — аллегорию: “свет, подымающийся из — за руин Иерусалима и радостно освещающий дорогу возвращающимся из голуса [галута, т. е. стран рассеяния (букв, изгнания) евреев. — Ю. М.] измученным, изнуренным сынам народа — изгнанника” [45] .
45
Там же.
В Палестине Шор стал свидетелем зарождающейся национальной культурной жизни, увидел, как создаются и множатся еврейские школы, налаживается выпуск еврейских периодических изданий на языке иврит. Дав в начале мая 1907 г. в Иерусалиме лекцию — концерт, Шор обнаружил для себя заинтересованную в еврейской музыке публику. Заметив разницу между духовной и эмоциональной атмосферой в еврейских общинах России и Палестины, Шор в своем докладе горячо выступает за поощрение искусства на исторической родине еврейства, где “национальный склад” еврейского художника сформируется в условиях свободы, не подавляемый, как в России, атмосферой политического и бытового антисемитизма. Лишь свободно развиваясь, национальное станет не частью, но основой творчества; и тогда еврейское искусство не будет носить характер преодоления чужой культуры и “надламываться” ею, но, наоборот, обогащаться, постепенно сливаясь с современной мировой культурой (сохраняя самобытность еврейского духа) и одновременно внося свой вклад в ее дальнейшее развитие.
“Когда — то нас считали народом ‘учителей и священников’. Направим же все наши способности на то, чтобы и теперь оправдать эти старые эпитеты. Побольше веры, энергии, желания и… цель будет достигнута. Пусть — если это окажется возможным — свет действительно исходит из Сиона. Вот в этом смысле я готов считать себя сионистом. Но это сионизм универсальный, касающийся всех людей. Расширим наши рамки, и пусть совершенство еврейского народа послужит на пользу всему человечеству” [46] .
46
Цит. по: Быховский С. Ук. соч.