Воспрещается

Маринин Эрнест Хаимович

Автомат завершил обработку и открыл дверь. Багер вышел в свой кабинет. На стояке ждала свежая смена белья, модный уличный комбинезон с небольшой, почти незаметной, эмблемой Корпуса разведки… Если верить часам на стене, он отсутствовал девяносто две минуты. На столе еще лежала

газета, которую он не успел просмотреть перед стартом. Не садясь, кинул взгляд на первую полосу. Полюбовался стереофотографией Председателя в обнимку с мэром Мельбурна. Годы бессильны перед этим великим человеком, так же густы его красивые волосы, так же добр и благостен – именно это слово пришло Багеру на ум – да, благостен взгляд из-под бровей вразлет… Ян с гордостью вспомнил церемонию выпуска в Академии разведки: тогда Председатель обходил строй выпускников, пожимая руку каждому… Багер пошевелил пальцами – память еще хранила давнее рукопожатие, на мгновение у него перехватило горло. Он сглотнул комок, кашлянул, застенчиво вытер набежавшие на глаза слезы.

«В самом деле, что ж это… Пора к делу». – Багер сел за клавиатуру и, заглядывая для надежности в полетные блоки памяти, составил отчет. Он был доволен выполненным Воздействием. Удалось бескровно внести в мир жуков фактор, дестабилизирующий массовое сознание. Сделан первый шаг к тому, чтобы подорвать фундамент тоталитарной военно-религиозной диктатуры, первый шаг на пути, ведущем к нормальному обществу индивидуальной свободы и частной инициативы. Конечно, за планетой придется приглядывать, но теперь можно не опасаться, что ее правители, одержимые безумными идеями, завтра вырвутся во Вселенную во главе многомиллиардных

полчищ гигантских насекомых…

Дома было тихо – что удивляться, самая середина дня, не все успевают за одно утро совершить рейс длиной в восемь веков и черт знает сколько парсеков… Багер включил три-видео, усмехнулся: Бай-Бин пел хит сезона. «Мама, познакомься с Реджинальдом, я хочу на нем жениться». По другому каналу девица с аппетитной попкой рекламировала белье «Невидимка». У Багера приоткрылся рот, язык машинально скользнул по верхней губе. Он вытащил из бара бокал, щедро плеснул «Анри Четвертого» и пошел на кухню за льдом.

На холодильнике обнаружилась прижатая магнитом записка от жены:

«Николь вывихнула ногу, я посижу с ней, может быть, заночую. Твоя Киска»

Багер хмыкнул, набрал знакомый номер.

– Мне нужен коммандер Траян.

– Коммандера нет дома, будет после девятнадцати часов, – ответил женский голос.

– Вот и отлично, бэби, значит, у нас с тобой есть время!

– О, Ян! Приезжай скорей!

Багер ожидал лифта, нетерпеливо притопывая ногой, и вдруг снова вернулась мысль, мелькнувшая было при составлении отчета: а ведь непонятно! Он еще раз повторил собственные слова, оставшиеся в блоке памяти:

– …как если бы в мире, населенном разумными существами, никто не умел думать и умение такое почиталось бы грехом и каралось…

«Непонятно! Что я имел в виду? Почему и зачем я это сказал? Нелепость какая-то…»

Он пожал плечами и шагнул в двери лифта.

1986