Воссозданный
Шрифт:
Она долго молчала.
«Мне не хватало бы его поцелуев, но без него моя душа не лишилась бы кусочка».
Я улыбнулась.
«Тогда ты знаешь, что означает любовь».
«Что моя душа рвется, когда мы порознь?».
«Именно».
Гор остановился у стены, что была так высока, что я не видела вершины. Взмахом руки он заставил камни двигаться, скрежеща по дороге и друг другу звуками тысячи жерновов, от чего кости дрожали, словно и сами могли стереться в порошок. Держа меня за руку, чтобы не упала, Гор отпустил меня, только когда появилась дыра в стене.
– Здесь
Боль проступила на его лице, он приблизился, словно снова хотел поцелуя. Он почти не мог совладать с собой, но я отступила, в этот раз решив удержать его. К счастью, проблема исчезла, когда вопль сверху заставил его замереть. Он взглянул на кружащего птаха и ограничился тем, что коснулся губами моей ладони.
– До встречи, - сказал он, и я шагнула в проем. – Следуй за птицей. Он не даст заблудиться.
– Прощайте, Гор. Может, встретимся снова.
– Возможно, - он махнул рукой, и каменная стена принялась запечатываться за мной. – Но для меня было бы лучше не видеться, - его сверкающие голодные, но тревожные глаза смотрели на меня, я развернулась и покидала Гелиополис.
Надо мной виднелся птах Бену. Хотя его было сложно увидеть за деревьями, он всегда возвращался, чтобы найти меня. Если я шла не туда, то слышала его песню в лесу. Порой я проходила мимо высоких хвойных деревьев, и он сидел на ветке и смотрел на меня.
Когда я подбиралась близко, я пыталась задать вопросы, но стоило мне начать, и он улетал, его длинные хвост висел на пару футов ниже тела. А когда мне захотелось пить, мы пришли к прекрасному водопаду, над которым мерцали радуги. Вода была холодной и чистой, пруд сверкал разноцветными рыбками. Я вскрикнула, когда они поднялись из воды, быстро трепеща плавниками, напоминавшими крылья колибри, они игриво прыгали в водопаде, ныряли в пруд. Конечно, Тиа думала, какие они на вкус, пока я восхищалась их необычностью и красотой.
* * *
Мы шли весь остаток дня, птах вел нас. Когда он набирал скорость, спешили и мы. Мы бежали, и я отметила изменения в моем теле. Я восхищалась своим новым уровнем выносливости, глубине вдохов и выдохов, пока мои ноги и руки двигались в ровном ритме, что был и незнакомым, и привычным. Я начинала предугадывать себя. Все, что я делала, было вне нормы для меня, было невозможным для человека, и это напоминало мне, что я уже не была человеком, и мысль была такой странной, что заставляла прогонять все страхи, что было проще делать на бегу.
Тиа быстрее свыклась с нашим новым статусом. Она была и львицей, и нет. Она приняла новые открытия, как поцелуи красивого мужчины или отдых в теплой ванне с дикой страстью. И изменения вызывали у нее не столько тревогу, сколько любопытство, и когда я прокомментировала это, она отметила, что не стоит так беспокоиться из-за уже свершившегося.
Мы бежали, а мысли становились тише. Перепрыгивая павшие деревья и огромные камни с легкостью амазонки, мы пересекли лес, широкую долину, взобрались по холмистой дороге, полной животных, что были козлами, смешанными с медведями. Животные почти не поднимали головы, пока мы проносились мимо, они щипали траву.
Я вскрикнула, когда мы оказались за холмами.
Город Гелиополиса был полон золотого света, сверкающих зданий, но на этой стороне Дуат был совсем другим. Горы были серыми. Пейзаж – тусклым. Деревья и кусты были темными тенями на мрачной долине. И хотя солнце было над водой, не было ни тепла, ни блеска волн.
– Что это за место? – спросила я у Тии.
«Не знаю. Но я чую смерть».
Дрожа, я потирала руки, леденящий ветер приподнимал волоски на шее. Меня окружила зима, мне казалось, что все вокруг разлагается, онемевает, скрывается за слоем льда, сквозь который не было видно.
Мы следовали за птахом Бену к кромке воды, где покосившийся причал тянулся кривой рукой в море. Рядом с ним стояла соломенная хижина с гнилыми досками. Когда-то они были покрашены. Я надеялась, что сухие красные пятна, дополненные сухими цветами с шипами по бокам дома, были краской. Если так было, то теперь это было едва заметно.
Дом казался брошенным, словно жить там мог только призрак моряка, ищущий на берегу жертв, чтобы утопить в мутной воде. А там стояло роскошное судно, что было так же неуместно здесь, как высший свет на соревновании деревенщины.
Как выставочный пес, привязанный к брошенной телеге, судно не двигалось, его мачта была поднята высоко, словно искала помощи у небес. Она была крепко привязана к палубе, что, впрочем, не обеспечивало судну безопасность. Я надеялась, что его присутствие означает, что кто-то здесь живет или хотя бы приходит сюда.
Судно сверкало эбонитом в тусклом свете угасающего солнца. Пара резных весел лежали на корпусе, на мачте был плотный парус, привязанный крепкими веревками. На корме судна была вырезана голова птицы, подозрительно напоминающая птаха Бену, который сейчас сидел на сломанном столбике причала.
Птах выжидающе смотрел на меня свысока, словно хотел, чтобы я что-то сделала. Он переминался на столбике, чистил перья и тихо пел мне. Одно из перьев коснулось моей руки, тепло впиталось в кожу, и перо снова убрали. Когда песня закончилась, покосившаяся дверь открылась внутрь, показывая такую темную комнату, что я ничего не могла там различить, хоть зрение и улучшилось. С хлопком дверь закрылась.
– Хочешь, чтобы я… вошла? – спросила я у птаха.
Он в ответ подлетел к хижине и устроился на крыше.
– Видимо, да, - сказала я. – Ладно. Идем.
Я постучала в дверь, что висела на ржавых петлях. Она даже не закрывалась толком. Я забарабанила костяшками снова, дверь приоткрылась, показывая тьму внутри. Никто не ответил, я пожала плечами и открыла дверь. Она не скрипела, а стонала от истощающей боли, пока не осталась так, как я ее открыла.
– Ау? – позвала я, голос эхом разносился по пространству. Угасающий свет солнца отбрасывал бледные волосы сквозь щели между досками, мрачные полосы делали его похожим на темницу, а не на дом. – Меня зовут Лили, - сообщила я пространству, неловко шагая внутрь. – Здесь кто-то есть?