Восстание на золотых приисках
Шрифт:
Почти всё утро Дик бесцельно бродил, пытаясь найти дорогу назад, но потом окончательно убедился, что ничего из этого не выйдет. Нужно собраться с мужеством и сразу же идти на запад. И он пошёл на запад, стараясь всё время следить за солнцем. К вечеру его стал мучить голод, — охота была неудачной, он только зря истратил два патрона на скользящие по траве тени, которые принял за валлаби. Однажды он издали увидел больших кенгуру, но не захотел возиться с ними. Мелкие животные были ему больше по вкусу.
Голод и жажда разбудили его ещё до рассвета. Полизав влажные от росы листья и чуть не наступив на чёрную змею, он снова пустился в путь. Увидев на дереве гоанну, Дик бросился наутёк.
Встреча с гоанной лишила Дика равновесия, и он начал бояться, что в зарослях действительно водятся звери, нападающие на человека. Он опять увидел змею — тигровую змею со множеством тёмных перекрещивающихся полос — и ощутил ядовитую силу, исходящую от неё. Зелёный древесный уж свалился чуть ли не на плечи Дику, и, хотя Дик знал, что уж не ядовит, всё же страшно перепугался. Должно быть, воздух в этот день был насыщен чем-то таким, что заставляло всех пресмыкающихся выползать наружу.
Не решаясь двигаться дальше, Дик уныло присел на голой, со всех сторон открытой полянке. Он неподвижно сидел в полном изнеможении и вдруг увидел, что большая птица ринулась вниз, схватила в траве зелёного древесного ужа. Птица взлетела, держа добычу в клюве, потом уронила её на скалу, снова взлетела и повторяла всё это до тех пор, пока уж не издох. Зачарованный, Дик смотрел, как птица поглощает ужа.
Потом голод снова погнал его в путь. До самого захода солнца Дику удалось съесть лишь несколько плодов джибунга. От мучительной жажды рот и горло у него словно обросли шерстью. Коричневая змея ползла по сухому дну оврага, и он пошёл за ней, вспомнив рассказ старателя о человеке, спасшемся при таких же обстоятельствах тем, что последовал за змеёй и пришёл к воде.
Но змея пропала из виду между камней. В небе парил орёл, на ветках трещали сороки.
Всё тело у Дика ныло, глаза налились кровью и горели, внутренности сжигала изнуряющая жажда. Он без сил упал на землю в ожидании ночной прохлады. Спать он не мог, но временами впадал в лихорадочное полузабытье. Утренняя роса вернула ему самообладание, но он уже больше ни на что не надеялся. Мимо него грациозно проскользнул падимелон — серый, с красноватой шеей, коричневыми лапами и ослепительно белым брюхом; прыгая, он выбрасывал лапы вверх, в отличие от кенгуру, которые подбирали их.
Дик выстрелил и промахнулся. Его рука ни на что не опиралась, и стрелять было трудно: он не справлялся с отдачей. Пробираясь сквозь кустарник, Дик неожиданно наткнулся на дроздиное гнездо. В нём лежало три яйца. Дик разбил одно и, увидев, что оно свежее, залпом выпил. Потом выпил и два остальных. Дрозд летал над ним в ветвях перечного дерева и бранился.
Дику стало легче, но ещё сильнее захотелось есть, и он принялся искать гнёзда. После долгих поисков ему удалось найти одно, но яйца оказались насиженными и так воняли, когда он разбил их, что пришлось убежать. По-прежнему не было ни признака воды.
В полдень он растянулся под кустом, не в силах больше двигаться под палящим зноем. Пыль и песок словно пропитали его насквозь. В горле пересохло, глаза воспалились. Над зарослями колыхалось марево — мерцающая дымка прозрачного зноя, похожая на расплавленное стекло. Почва стала суше и каменистее, на ней росли большие блестящие эвкалипты, кустарник да чахлая, редкая трава; повсюду торчали обгорелые пни — следы лесного пожара.
Дика изводила неотвязная мошкара. Над левым запястьем он заметил чёрное пятнышко и попробовал согнать его, приняв за москита или мошку, но оказалось, что это клещ. Он попытался вытащить его, зная, что клещи вызывают паралич у собак и детей, — он сам видел собаку, у которой после укуса клеща отнялись ноги. Но тут он вспомнил, что клещей ни в коем случае нельзя вытаскивать. Вонзившийся хоботок отрывается и остаётся в теле, вызывая жар и нагноение. «Смажь клеща керосином, — говорила ему мать. — Годится и табачная жижа из трубки. Хорошенько запомни это. Не вытаскивай клеща».
А к чему помнить, если у него нет ни керосина, ни табачной жижи?
Дик в ужасе смотрел на клеща. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Он лёг на землю, содрогаясь от рыданий, но глаза его были сухи.
Вдруг он услышал какой-то шум. Мгновенно забыв о своём несчастье и о своей слабости, он схватился за револьвер. Осторожно выглянув из-за кустарника, он увидел туземца, идущего по открытой поляне. Туземец был снаряжён по-охотничьи, за поясом из кожи опоссума у него торчали каменный топор, бумеранг и короткая дубинка для охоты на мелких животных. В руках туземец нёс дротик и три копья, каждое с особым наконечником. Весь его костюм состоял из набедренного пояса.
Дик испуганно следил за туземцем, так как наслушался россказней о жестоких нападениях чернокожих на первых переселенцев, хотя некоторые старатели утверждали, что чернокожие добродушны и нападают только, если их принудят к этому. Несколько минут назад Дик готов был приветствовать смерть. Но сейчас, очутившись лицом к лицу с опасностью, он мгновенно весь собрался, напряжённо думая о том, как поступить. До сих пор ему пришлось видеть всего лишь нескольких чернокожих в Мельбурне, совершенно опустившихся пьяниц, да короля Билли, главу балларатского племени, разгуливавшего в лохмотьях, на которых красовалась бляха с надписью: «Король Билли». Но этот обнажённый охотник был совсем иным. Дик представления не имел, как отнестись к нему.
Размышляя над тем, что ему делать, Дик заметил другую фигуру, отделившуюся от купы деревьев слева, — второго туземца, скользившего бесшумно, как тень. Он подумал было, что это тоже охотник — товарищ первого — и что сейчас появятся ещё туземцы и он будет окружён целым племенем. Но, наблюдая за вторым туземцем, Дик сообразил, что тот преследует первого. В одной руке чернокожий держал длинное копьё с наконечником, на котором был десяток устрашающих зазубрин, в другой — дубинку.
Пока Дик ломал голову над тем, что ему предпринять, второй туземец поднял копьё и прицелился в спину первому. Не раздумывая, Дик опёрся локтем о развилину ветки, поднял револьвер и выстрелил во второго туземца. Первый подскочил на месте, обернулся, и не успел Дик прийти в себя от удара, полученного при отдаче, как чернокожий был уже около своего преследователя, лежащего на земле в луже крови, струящейся из раны в боку. Одним ударом каменного топора он отсёк голову врага.
В ту же секунду Дик выпрямился и поднял руку с револьвером не то в виде объяснения, не то — угрозы.
— Я стрелял в него, — сказал он, даже не подумав о том, что туземец может не понять его. — Он хотел бросить тебе копьё в спину. Я не мог этого стерпеть.
Туземец широко улыбнулся, и Дик решил, что его лицо со сплющенным носом очень приятно.
— Ты бах-бах? — спросил туземец, всё ещё широко улыбаясь, и тут только Дик почувствовал, как он рад, что чернокожий говорит по-английски. — Я буду много рассказать тебе. Много рассказать вон там.