Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть
Шрифт:
Имея такую разношерстную основу, Теодорих сумел объединить ее различные компоненты воедино в чрезвычайно эффективную военную машину. Средства, имевшиеся в его распоряжении, были в основном римскими по происхождению – какие-то позитивные, какие-то нерезультативные. С негативной стороны, двурушническая враждебность Зенона дала всем этим новобранцам одну отличную причину действовать вместе. Если бы они этого не делали, то произошло бы их взаимное уничтожение. Но империя дала и более положительную мотивацию, так как, воюя вместе, они имели гораздо больше шансов извлечь для себя долю налоговых поступлений Зенона в форме ежегодных субсидий. И именно эта позитивная сторона ситуации привела к успеху в Италии, где сила объединенной армии позволила Теодориху получить такой тотальный контроль над территорией, что он смог мобилизовать богатства Италии и в форме безвозмездной передачи земли и продолжающихся налоговых поступлений вознаградить своих верных сторонников. Сила их верности ему и абсолютная власть, которые он накрепко соединил, проявлялись в той степени, в какой эта армия позволяла Теодориху властвовать на Восточном Средиземноморье даже еще до присоединения к его владениям вестготов.
Это стало большим достижением, если учитывать происхождение его армии, и, оперируя категориями раннего Средневековья, отмечу, что групповая идентичность созданной им армии была чрезвычайно прочной. Безусловно, не каждый в одинаковой степени испытывал лояльность к своему
93
Некий Питцас, например, сдался Велизарию вместе с половиной всех готов, поселившихся в Самнии: Прокопий. «Войны» 5.15.1–2 и Хизер (1995) о более общей цепочке доказательств существования местных независимых властных структур во всей группе. Амори (1997) пытался доказать, что у последователей Теодориха не было прочной групповой идентичности, основанной, по сути, на деле некоего Гундиласа, который явно перебегал с одной стороны на другую во время войны, подчиняясь немедленной выгоде. Но это совершенно не объясняет, почему завоевательная война Византии длилась двадцать лет: Хизер (2003).
Даже если эта армия была сама по себе недостаточной политической опорой для утверждения империи в после-римском мире, ее сущностный характер объясняет, почему к концу V в. Римская империя в Западной Европе перестала существовать. Когда она впервые появилась, самые крупные политические структуры, с которыми она столкнулась, – в центральной части региона правили германцы, – были временными военными альянсами, состоявшими из большого числа отдельных групп, собранных вместе для немедленных наступательных или оборонительных действий. Самое большее, такие структуры обладали достаточной стойкостью, чтобы завоевать одну большую победу, вроде той, которую одержал Арминий над легионами Вара в Тевтобургском лесу, но это было очень редкое явление, и через несколько лет после такого успеха победоносный союз уже перестал существовать. Теодорих, напротив, сумел создать чрезвычайно большое войско, объединив всего две основные составные части – паннонийских и фракийских готов. Это была более простая политическая структура, включавшая множество менее ключевых лиц, принимавших решения. Прибавьте к этой ситуации общие узы, возникшие как результат серьезных и в конечном счете успешных совместных военных действий, плюс совместную заинтересованность в удержании контроля за наградным комплектом, который Теодорих пробил для них после завоевания Италии, и вы поймете, почему большинство его войска даже во втором и третьем поколении оказалось таким стойким перед лицом вторжения в Италию Восточной Римской империи.
Все воинские части, созданные государствами-преемниками Западной Римской империи, были, подобно готам Теодориха, новыми формированиями, собранными почти на ходу. Но это не сделало их групповую идентичность более эфемерной, чем у итальянских готов. Все эти группы, вроде вестготов, вандалов и, в конечном счете, франков, прошли через схожий опыт и вышли из него во многом так же. Выкованные в горячем огне конкуренции, они оказались на римской земле, сначала чтобы выжить, стоя перед перспективой контрудара римлян, но затем все больше – видя ослабление центральной империи – чтобы получить еще больший кусок старой римской налоговой базы. Уже и так довольно крупные основные подразделения, из которых они вышли, разрослись еще больше и стали еще более крепкими. Контраст с группами германцев в I в. до н. э. не мог быть разительнее. Долгосрочная трансформация создала строительные блоки для поистине больших и устойчивых военных формирований, способных отсекать куски римской территории, когда они были вынуждены вступить в этот жизненно важный окончательный процесс политической консолидации. И как только они начали делать это, римская власть в центре быстро обнаружила, что и налоговая база, и армии, которые она обеспечивала, постепенно исчезают. Даже крупнейший союз германцев времен римской экспансии не смог выдержать мощь римской империи, а тот факт, что в течение V в. несколько групп такого рода свободно находились на римской земле, объясняет, почему центральные власти империи сочли невозможным поддерживать и дальше ее структурную целостность [94] .
94
Долгосрочные изменения германского мира на окраинах империи и их стратегические последствия более подробно рассмотрены у Хизера (2009), особенно с. 2 и 7 со всеми ссылками.
Но если новый численный состав и долговечность групп германцев, которых можно было собрать воедино на римской земле в V в., объясняют разрушение той военной границы, сделавшей в свое время возможным образование империи, то новые группы тоже оказались достаточно сильны, в основном чтобы отбиваться от внимания одной группы к другой. За исключением неожиданного успеха Теодориха в 511 г., ни одно государство – преемник Западной Римской империи в VI в. не располагало достаточно большой и гибкой военной силой, чтобы построить государство, обладавшее длительной жизнестойкостью, которое было бы поистине имперским по масштабу. Теодорих смог навести страх на королевства бургундов и вандалов на пике своей карьеры и временно расширить свою непосредственную власть, распространив ее на вестготов, когда их королевство было ослаблено после разгрома. Но ни королевство Теодориха, ни его соперников – все они в равной степени были рождены в условиях высокой конкуренции V в. – не имели необходимой военной силы, чтобы окончательно поглотить достаточное количество своих соседей и построить что-то, что действительно выглядело бы как реставрация Рима на долгие времена. Поэтому неудивительно, что вторая серьезная попытка заново установить империю в Западной Европе была предпринята с территорий, находившихся за пределами старой Западной Римской империи. Ее источником являлась Восточная Римская империя, значительно превосходившая по своим ресурсам любое западно-римское государство. Эта мощь там была всегда, но на протяжении двух политических поколений после поражения ее огромной армады в 468 г. – последней серьезной попытки поддержать существование Западной империи – Константинополь ограничил свои вторжения в Западное Средиземноморье тщательно нацеленным дипломатическим вмешательством, вроде того, которое причиняло так много беспокойства Теодориху в последние годы его жизни. Ответ на вопрос, как и почему все изменилось, приводит нас к императору Юстиниану.
Часть вторая. «Завоеватель многих народов»
Глава 3. «Божьей властью»
На расстоянии многих и многих миль от любого места – даже по сербским понятиям – находится узкое плато, обрамленное долинами со ступенчатыми склонами двух небольших рек. Это плато не расположено ни у одной из главных дорог, по которым шло движение через эту часть Балкан с незапамятных времен. Это Моравско-Вардарский коридор и путь из древнего Наисса (современный Ниш) в Скупы (современная столица Македонии Скопье). Это были две дороги, которые паннонийские готы запрудили своими повозками, когда совершали тот судьбоносный переход на юг на территорию Восточной Римской империи. В окрестностях возможно ведение какого-то сельского хозяйства, но климат и почва вокруг плато никогда не могли обеспечить большую плотность населения.
Несмотря на эти недостатки, на вершине плато византийцы построили в середине VI в. новенький и весьма внушительный город, начав строительство через десять лет после смерти Теодориха в Равенне. И по сей день проходят раскопки, которые ведет объединенная сербско-французская группа, но находки уже очень необычные. Северо-западная оконечность плато была занята последним городским укреплением – акрополем, окруженным мощным бастионом, образованным пересеченной местностью, на котором стояли пять огромных башен и всего одни ворота (карта 4, с. 143). Внутри перед мощным епископским комплексом (базилика, баптистерий и зал приемов) на уставленной колоннами площади находилось здание, в котором заседали светские власти. Этот редут окружали и другие стены, отделявшие пять или около того гектаров верхнего города, который удобно расположился за двумя укрепленными воротами. Здесь римляне построили еще больше церквей, улиц со сводчатыми галереями и огромное зернохранилище, а также несколько богатых резиденций и обычные атрибуты системы распределения воды Древнего мира, включая водонапорную башню, без которой было бы вообще невозможно сосредоточить население в этом довольно засушливом уголке света. Снаружи нижний город включал еще три гектара земли, и раскопки выявили еще церкви, огромную цистерну для воды и два больших банных комплекса.
Это мощное проявление гражданского инженерного искусства было порождено не экономической, административной, религиозной или стратегической необходимостью или даже логикой. На самом деле это памятник одному могущественному человеку – императору Юстиниану I, племяннику того Юстина, выдвижение которого решило кризис престолонаследия, последовавшего за смертью Анастасия, и ради которого Теодорих стал посредником в прекращении Акакианского раскола. Наше плато стало местом нахождения города Юстиниана Прима – Царичин града в его современном обозначении, – который был построен не по какой иной причине, кроме как для увековечения неопределенного места рождения (похоже, что где-то поблизости, а не на самом плато) одной из великих персон в истории. Город не только расцвел здесь, взявшись ниоткуда, но и изменил вокруг себя светскую и церковную географию. Закон от 535 г. объявил о намерении императора сделать Юстиниану Приму местом заседания префектуры Иллирика (отвечавшей за управление Западными Балканами и Грецией), переведя ее из древнего города Фессалоники, а новому епископу города было дано право стать старшим прелатом всех Северных Балкан [95] .
95
Юстиниан Nov.; ср.: Бавант (2007) – последнее краткое изложение находок.
Остатки Царичин града в целом представляют собой подходящий памятник одной из самых необычных личностей во всей истории Римской империи. Юстиниан довольно хорошо известен широкой публике, но не настолько, как мог бы, если бы жил, скажем, в I в. н. э., и он, безусловно, достоин места рядом с Калигулой, Нероном и Клавдием, которые так захватывают воображение. Он взошел на трон в 527 г. (тело Теодориха едва успело остыть в своей могиле) и стал, как считают историки, одним из самых дальновидных (или заблуждавшихся) римских императоров, которые когда-либо жили на земле. Для многих он был единственным правителем Константинополя после 476 г., который всерьез хотел восстановить мощь Рима, доведя ее до высот его древней славы. Он начал править, как часто утверждают, с горячим желанием заново завоевать утраченные провинции Западной Римской империи, а затем приступил к этому, занимаясь в часы относительного безделья разработкой реформы всего свода законов римского права. Но если в конце его жизни границы империи сильно раздвинулись, а пересмотренный текст римских законов стал тем, что возымело мощное воздействие на Европу в Средние века и в начале Нового времени, то, как это часто бывает у всякого истинного антигероя, наследие Юстиниана для его преемников стало отравленной чашей. На протяжении двух обычных человеческих жизней после его смерти Восточной Римской империи было суждено потерять не только большую часть того, что он завоевал, но и значительную – оставшейся территории. Его страна оказалась ввергнутой в глубочайший политический, экономический и даже идеологический кризис, пытаясь справиться с тяжелейшим поражением.
Не в последнюю очередь причиной всей путаницы вокруг репутации Юстиниана является его удивительно противоречивый портрет, который вырисовывается из произведений величайшего историка того времени – законоведа из города Кесарии (ныне находится в Израиле) по имени Прокопий. Его родиной был процветающий в позднеантичный период город-порт, в котором в настоящее время проводятся крупномасштабные раскопки, особенно в районе гавани, где морские археологи наслаждаются летом плаванием в теплых водах Восточного Средиземноморья. Прокопий не дает нам конкретной информации о своем собственном происхождении, но он явно принадлежал к классу мелкопоместных землевладельцев. Из его трудов видно, что он получил всестороннее образование в области классических греческого языка и литературы, что отличало представителей его социального уровня и вышестоящих классов в позднем периоде существования империи. В своих сочинениях Прокопий выступает как assessor – юридический советник самого известного полководца Юстиниана Велизария, затем он, по-видимому, перешел к научной работе в области права, затраты на которую снова подтверждают его привилегированное происхождение. Именно Велизарий (а с ним и Прокопий) осуществлял от имени Юстиниана первое завоевание вандалов в Африке в 533 г., а затем начал войну в Италии, успехи которой привели Кассиодора к неумолимой дате в судьбе Константинополя – конец 530-х гг.